Мотив апофеоза в греческих магических папирусах: обожествление через утопление

Автор: Аарон Чик1Аарон Чик — современный австралийский историк, философ и религиовед, исследователь истории магии и функций воображения как магического инструмента, автор докторской диссертации на тему трудов французского герметического философа Рене Шваллера де Любича. Практикующий алхимик в традиции Колледжа Парацельса и последователь буддизма ваджраяны (линии Ньингма и Кагью). Основатель издательства «Рубедо Пресс», автор исследования «Алхимические традиции: от античности до авангарда» (2012). Статья А. Чика «Мотив апофеоза в греческих магических папирусах: обожествление через утопление» была опубликована в сборнике: Damon Zacharias Lycourinos (ed.), Occult Traditions. Colac: Numen Books, 2012. — Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное. (с)
Перевод: Анна Блейз (с)

Смерть — оборотная, неописанная сторона жизни; мы должны стремиться во всей полноте осознать свое бытие, которое обретается в обеих этих беспредельных сферах и питается от них обеих <…> Жизнь в ее истинной форме пронизывает обе сферы, великий круговорот крови свершается в них обеих; нет ни посюстороннего, ни загробного, но есть и то, и другое в некоем великом единстве.

— Райнер Мария Рильке, «Письма из Мюзо»

В греческих магических папирусах (Papyri Graecae Magicae, далее PGM) терминология инициатического апофеоза вводится с первого же ритуала. PGM представляют собой собрание ритуальных наставлений, составленное, по всей вероятности, египетскими (фиванскими) жрецами эпохи Птолемеев и Римской империи, главным образом, на древнегреческом, но отчасти на демотическом и на коптском языке2Brashear, “The Greek Magical Papyri: An Introduction and Survey; Annotated Bibliography (1928—1994)”. // Aufstieg und Niedergang der römischen Welt, vol. 2. Berlin: Walter de Gruyter, 1995, 18.5, pp. 3380—3684; Garth Fowden, The Egyptian Hermes: A Historical Approach to the Late Pagan Mind. Princeton: Princeton University Press, 1993, pp. 168—176; Frankfurter, “Ritual Expertise in Roman Egypt and the Problem of the Category ‘Magician’”. // Envisioning Magic: A Princeton Seminar and Symposium, Peter Schäfer and Hans G. Kippenberg (eds.). Leiden, Brill, 1997, p. 116. — Примеч. автора.. В PGM I.1—42 глагол ἀποθεόω использован для описания обряда утопления. Здесь обожествление посредством утопления совершается по образу апофеоза вечно омолаживающегося Осириса, а далее встраивается в египетскую солярную космологию, в рамках которой нисхождение в первозданные воды3Запад, закат и смерть. — Примеч. автора. — необходимое условие омоложения4Восток, рассвет и жизнь. — Примеч. автора.. В традиции пифагореизма и в мистериальных культах Южной Италии постоянное обновление через смерть и последующее воскресение достигается путем нисхождения (κατάβασις) в подземный мир (или, в терминах египетской космологии, Дуат). Таким образом, апофеоз и утопление оказываются тождественны друг другу в контексте обряда инициатической смерти — conditio sine qua non5Непременное условие (лат.). воскресения к бессмертной жизни. В этой статье подробно рассматриваются некоторые особенности темы утопления в PGM и, в частности, materia magica6«Магические материалы» (лат.), т.е. вещества или ингредиенты, наделяемые магическими свойствами. — молоко, мед и лилейное масло, а также связи этих мотивов с божественным возрождением и их символические отзвуки в классических и позднеантичных текстах. Логика, общая для всех эти символических регистров, будет сформулирована в терминах Гераклитовой «гармонии противоположностей» между хтоническим и ураническим: утопление, как и удар молнии, ведет к апофеозу, потому что те первозданные силы, которые несут смерть, глубочайшим образом связаны с теми, которые одушевляют и оживляют.

Карл Фридрих Шинкель, эскиз декораций для постановки "Волшебной флейты" Моцарта (1815), ария Царицы ночи "Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen..." ("Ужасной мести жаждет мое сердце...")
Карл Фридрих Шинкель, эскиз декораций для постановки «Волшебной флейты» Моцарта (1815),
ария Царицы ночи «Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen…» («Ужасной мести жаждет мое сердце…»)

I. Магия, апофеоз и подземный мир

Греческие магические папирусы, I.1—42

Начнем с полного описания ритуала. Далее следует текст PGM I. 1—427Текст PGM I.1—42 приводится в переводе с древнегреческого по изданию: Papyri Graecae Magicae. Die Griechischen Zauberpapyri. Herausgegeben und überzetz von Karl Preisendanz. Leipzig, Berlin: B.G. Teubner, 1928, Bd. I, S. 2—5. Для сверки использовались немецкий перевод К. Прайзенданца (ibid.) и английский перевод Э. О’Нила под ред. Г.Д. Беца (The Greek Magical Papyri in Translation. Ed. by Hans Dieter Betz. Chicago & London: The University of Chicago Press, 1986, vol. I, p. 3—4), а также исправленная А. Чиком версия перевода О’Нила.:  

Обряд, чтобы пришел к тебе демон-помощник8Термином «паредр» (πάρεδρος — «советник», «помощник», «спутник», «сотоварищ», букв.  «сидящий рядом») в эллинистической магии обозначается сверхъестественное существо — демон (δαίμων) или божество, — помогающее в магической практике, прежде всего в прорицании и толковании сновидений, но также и во многих обрядах, направленных на самые разные практические цели., который откроет тебе всё в ясных словах, и будет жить с тобою вместе, и делить с тобою пищу поутру9О совместных трапезах с богами см. PGM II.23—24, 85—89; III.424—430; IV. 750—775; VII.644—651., и отходить ко сну вместе с тобою.

Возьми два собственных ногтя и все свои волосы с головы, и возьми киркейского сокола10Прилагательное κιρκαῖος в других источниках не встречается. Ср. в древнегреческо-английском словаре Лиддела-Скотта-Джонса: κίρκος: I. Разновидность ястреба или сокола. [5] и обожестви его в молоке черной коровы11Подразумевается магический ритуал обожествления посредством утопления, который, вероятно, связан с египетским обычаем, упомянутым у Геродота: «Если какого-нибудь египтянина или (что все равно) чужеземца утащит крокодил или он утонет в реке, то жители того города, где труп прибило к берегу, непременно обязаны набальзамировать его, обрядить как можно богаче и предать погребению в священной гробнице. Тела его не дозволено касаться ни родным, ни друзьям. Жрецы бога [реки] Нила сами своими руками погребают покойника как некое высшее, чем человек, существо» («История», II.90)., смешанном с аттическим медом; <и, обожествив сокола, з>аверни [его] в некрашеную тряпицу12Ритуал предполагает мумификацию сокола., и положи вместе с ним свои ногти и волосы; и, взявши царский папирус, начертай на нем миррой следующие [буквы], и положи его вместе с волосами и ногтями, и облепи [10] его неразрезанным ладаном с выдержанным вином.

Начертать же на [15] листе [папируса] следует вот что: «α εε ηηη ιιιι οοοοο υυυυυυ ωωωωωωω»13Семь гласных древнегреческого алфавита, расположенных в алфавитном порядке. Первая гласная (Альфа) используется один раз, вторая (Эпсилон) повторяется два раза, третья (Эта) — три раза и так далее, вплоть до последней (Омега), которая повторяется семь раз.. Но напиши это в две колонки14Приведенные далее треугольные фигуры, которые встречаются и в других местах PGM и описываются как «подобные гроздьям винограда», «сердцевидные» или «крыловидные», могут представлять собой примеры технопегниона (τεχνοπάιγνιον) — приема графического изображения слов при помощи букв, расположенных в форме тех или иных предметов.:

α

ε  ε

η  η  η

ι   ι   ι   ι

ο  ο  ο  ο  ο

υ  υ  υ  υ  υ  υ

ω  ω  ω  ω  ω  ω  ω

ω  ω  ω  ω  ω  ω  ω

υ  υ  υ  υ  υ  υ

ο  ο  ο  ο  ο

ι   ι   ι   i

η  η  η

ε  ε

α

[20] И, взявши то молоко с медом, выпей его перед восходом солнца, и станешь боговдохновен в сердце своем. И, взявши сокола, поставь его [как статую] в святилище, [сделанном] из можжевелового дерева; и, увенчав то святилище венком, приготовь [как подношение] пищу, взятую не от животного, и поднеси выдержанного вина; и прежде, чем отойти ко сну, обратись прямо к той птице, принеся [25] ей жертву, как обычно, и прочти предписанное заклинание: «А ээ эээ ииии ооооо юююююю ооооооо (α εε ηηη ιιιι οοοοο υυυυυυ ωωωωωωω), приди ко мне, Добрый Пахарь15Ср. эпитет Анубиса «добрый пастырь», встречающийся в демотических магических папирусах (XIV.7; XIV.35, 400)., Добрый Демон, Гарпон кнуфи бринтатен сифри брискюльма аруазар бамесен крифи ниптумихмумаоф16В статье А. Чика «Мотив апофеоза в греческих магических папирусах» (указ. соч.) отмечается: «В точности такие же имена фигурируют в древнеегипетских гимнах солнцу, сохранившихся в составе этого магического корпуса. Самый узнаваемый из элементов этого заклинания, «гар пон кну фи», основан на египетской фонеме hr = Хор. Можно отметить и другие мотивы, связанные с Хором: в ритуале используется сокол — священная птица этого бога, а указания на его культ в неявном виде присутствуют в некоторых божественных именах. Выражение “месен/бамесен крифи” отсылает к одному из главных культовых центров Хора — городу Месен (совр. Эдфу), где по сей день сохранились развалины его древнего храма с колоссальной статуей Хора Бехдетского в образе сокола». .  Приди ко мне, о святой Орион, воздвигнутый на севере; [30] [ты], катящий воды Нила вниз, и мешающий их с морем, и наделяющий их жизнью, как [делает] мужское семя при соитии; [ты], утвердивший мир на нерушимом основании; [ты], кто утром юн, а вечером стар; [ты], проходящий под землей и дышащий огнем на восходе17Подразумевается путешествие солнечного бога, молодеющего за ночь, стареющего в течение дня и проходящего ночью под землей.; [ты], разделивший моря в первый [35] месяц; [ты], непрерывно извергающий семя во святую смоковницу Гелиополя18Отсылка к мифу о Ра-Атуме, вышедшем из моря хаоса в первый месяц творения и сотворивший остальных богов посредством мастурбации. С точки зрения древнеегипетских представлений о времени, это космическое событие не осталось в прошлом, а по-прежнему продолжается непрерывно (διηνεκέως).! Вот твое истинное имя: арбат Абаот бакхабре».

Когда же [захочешь] удалиться, ступай необутым и спиною впередД19вижение спиной вперед — особый магический прием.; и [после того можешь] насладиться пищей и вечерней трапезой и [совершить] предписанные подношения, приблизившись к богу и соседствуя с ним лицом к лицу. [40] Этот обряд требует совершенной чистоты. Храни в тайне, храни в тайне этот обряд и в течение семи дней воздерживайся от соитий с женщиной.


[〈Πρᾶξις·〉] παρεδρικῶς προσ[γίνεται δαί]μων, ὃς τὰ πάντα μηνύσει σοι ῥητῶς κα[ὶ συνόμιλος καὶ συ]ναριστῶν ἔσται σοι καὶ συγκοιμώμενος. λαβὼν [οὖν ὁμοῦ] δύο σαυτοῦ ὄνυχας καὶ πάσας σου τὰς τρίχα[ς ἀπὸ κε]φαλῆς καὶ λαβὼν ἱέρακα [5] κιρκαῖον ἀποθ[έ]ωσον εἰς [γάλα βο]ὸς μελαίνης συμίξας αὐτῷ μέλι Ἀττικὸν 〈καὶ ἀποθεώσας σ〉ύνδησον αὐτὸν ῥάκει ἀχρωτίστῳ, τίθει δ[ὲ πλησίον] αὐτοῦ τοὺς ὄνυχάς σου σὺν ταῖς θριξί, καὶ λαβὼν χα[ρτίον βασί]λειον ἐπίγραφε τὰ ὑποκείμενα ζμύρνῃ καὶ τίθει ὡσαύτως [σὺν ταῖς θ]ριξὶ καὶ τοῖς ὄνυξι καὶ ἀνάπλασον [10] αὐτὸν λιβάνῳ [ἀτμήτῳ κα]ὶ οἴνῳ προπαλαίῳ. ἔστιν οὖν τὰ γραφόμενα ἐν τ[ῷ πιττ]ακίῳ· ‘α εε ηηη ιιιι οοοοο υυ υυυυ ωωωω[ωωω.’ γράφε δὲ ποι]ήσας δύο κλίματα· 

α

ε  ε

η  η  η

ι   ι   ι   ι

ο  ο  ο  ο  ο

υ  υ  υ  υ  υ  υ

ω  ω  ω  ω  ω  ω  ω

ω  ω  ω  ω  ω  ω  ω

υ  υ  υ  υ  υ  υ

ο  ο  ο  ο  ο

ι   ι   ι   i

η  η  η

ε  ε

α

ὼν τὸ γάλα σὺν τῷ μέλιτι ἀπόπιε πρὶν ἀνατολῆς ἔνθεον ἐν τῇ σῇ καρδίᾳ. καὶ λαβὼν τὸν ἱέρακα ἀνάθου ἐν ναῷ ἀρκευθίνῳ, καὶ στεφανώσας αὐτὸν τὸν ναὸν ποίησον παράθεσιν ἐν ἀψύχοις φαγήμασιν καὶ οἶνον ἔχε προπάλαιον, καὶ πρὶν τοῦ σε ἀναπεσεῖν λέγε ἄντικρυς αὐτοῦ τοῦ πτηνοῦ [25] ποιήσας αὐτῷ θυσίαν, ὡς ἔθος ἔχεις, καὶ λέγε τὸν προκείμενον λόγον· ‘α εε ηηη ιιιι οοοοο υυ[υυυ]υ ωωωωωωω ἧκέ μοι, ἀγαθὲ γεωργέ, Ἀγαθὸς Δ[αί]μων, Ἁρπον [κνοῦ]φι βριντατην σιφρι βρισκυλμα αρουαζαρ β[αμεσεν] κριφι νιπτουμιχμουμαωφ. ἧκέ μοι, ὁ ἅγιος Ὠρίω[ν, ὁ ἀνακ]είμενος ἐν τῷ βορείῳ, [30] ἐπικυλινδούμενος [τὰ τοῦ Νε]ίλου ῥεύματα καὶ ἐπιμιγνύων τῇ θαλάττῃ καὶ ἀλλ[οιῶν ζω]ῇ καθώσπερ ἀνδρὸς ἐπὶ τῆς συνουσίας τὴν σπορὰν, ἐπ[ὶ …. βάσει] ἀρραίστῳ ἱδρύσας τὸν κόσμον, ὁ πρωίας νεαρὸς καὶ ὀ[ψὲ πρεσ]βύτης, ὁ τὸν ὑπὸ γῆν διοδεύων πόλον καὶ πυρίπνεος 〈ἀνατέλλ〉ων, ὁ τὰ πελάγη διεὶς [35] μηνὶ αʹ, ὁ γονὰς [ἱεὶς ἐ]πὶ τ[ὸ ἱερὸν ἐρ]ινεὸν τῆς Ἡλιουπόλεως διηνεκέως. [το]ῦ[το] αὐθεν[τικόν] σου ὄνομα· αρβαθ Ἀβαὼθ βακχαβρη’. πεμπόμε[νο]ς [δὲ] ἄβ[λαυτος ἴθι] ἀναποδίσας καὶ τίθει σεαυτὸν πρὸς χρῆσιν τῆς βρώσ[εως κα]ὶ τοῦ δείπνου καὶ τῆς προκειμένης παραθέσεως [πελάζων] τὸ στόμα πρὸς τὸ στόμα [40] συνόμιλος τ[ῷ θεῷ]. εἰλικρ[ίνειαν δὲ ἔχει πᾶσαν] ἡ πρᾶξις [αὕτη]. κρύβε, κρύβ[ε] τὴν πρ[ᾶξιν καὶ ἄπε]χε σαυτὸν ἐν ἡμέρ[αις ζʹ] συνουσιάσαι γυναικί.

 

Катабазис и анабазис

Перед нами не что иное, как обряд, в котором маг отождествляет себя с утонувшим и обожествленным соколом — птицей, родственной солярно-царственному началу, — чтобы, в свою очередь достичь бессмертия и обрести божественного помощника-паредра. На процесс отождествления указывает тот факт, что маг использовал в обряде части собственного тела — волосы и ногти; этот магический прием упоминается в PGM неоднократно. Волосы и ногти служили для того, чтобы привязать изваяние к конкретному человеку. Особенно наглядно это видно в ритуалах эротической магии из PGM, требующих использовать волосы и ногти возлюбленного, чтобы привязать магическое воздействие к определенному объекту. С помощью волос и ногтей устанавливается симпатическая связь, через которую маг может управлять человеком, представленным в виде изваяния, подвергая последнее тем или иным символическим процедурам. В случае с ритуалами эротической магии любящий таким образом привязывает в себе объект любви: управление посредством связывания — традиционная форма египетской магической практики20В одном знаменитом ритуале из греческих магических папирусов (PGM IV. 296—466) предписывается изготовить две фигурки из воска или глины: одну — в виде Ареса с поднятым мечом, другую — в виде женщины, связанной и стоящей на коленях. «Магические материалы» — например, волосы или ногти возлюбленной — прикрепляются к женской фигурке, которая олицетворяет объект желания, подчиненный власти мага (богов). Подробнее см.: Robert K. Ritner, The Mechanics of Ancient Egyptian Magical Practice. Studies in Ancient Oriental Civilization, no. 54. Chicago: Oriental Institute, 1993. — Примеч. автора.. Однако в ритуале апофеоза объектом магической манипуляции становится сам маг, отождествляющийся с одушевленным изваянием. Иными словами, маг символически и симпатически подвергается тем же процессам умирания и обожествления, которые претерпевает сокол. Отражением этих процессов служат две фигуры, составленные из voces magicae21Букв. «магические слова», непереводимые слова и последовательности звуков в составе магических заклинаний.:

α

ε  ε

η  η  η

ι   ι   ι   ι

ο  ο  ο  ο  ο

υ  υ  υ  υ  υ  υ

ω  ω  ω  ω  ω  ω  ω

ω  ω  ω  ω  ω  ω  ω

υ  υ  υ  υ  υ  υ

ο  ο  ο  ο  ο

ι   ι   ι   i

η  η  η

ε  ε

α

Здесь имеет смысл упомянуть о давней традиции, которая связывает семь гласных, используемых во многих греческих магических обрядах, не только с семью планетными божествами, но и с семью тонами диатонической гаммы22См.: Joscelyn Godwin, The Mystery of the Seven Vowels in Theory and Practice. Michigan: Phanes, 1991, p. 27. — Примеч. автора.. Такая космологическая и гармоническая система подразумевает, что соответствующие тоны использовались в магии для достижения резонанса с определенными планетными сферами. Есть все основания предполагать, что в PGM I.1—42 семь гласных озвучиваются последовательностью из семи нисходящих или восходящих тонов. В том виде, как они представлены здесь, — от Альфы до Омеги и обратно, — эти тоны охватывают полную октаву. Гласные из левой колонки, от Альфы до Омеги, соответствуют тонам от верхнего до нижнего, гласные из правой, от Омеги до Альфы, — тонам от нижнего до верхнего. Судя по всему, эти нисходящие и восходящие вокализации призваны стимулировать процессы катабазиса/нисхождения и анабазиса/восхождения, дублируя и переопределяя в другой системе ритуальный акт утопления и обожествления. Как гласит знаменитое изречение Гераклита, «путь вверх и путь вниз — один и тот же»23Фр. 33 (60 DK).

Помимо этих общих ориентиров, следует отметить центральную точку ритуала — момент, в который в сердце (ἐν τῇ καρδίᾳ) мага входит «божественное вдохновение» и он становится ἔνθεον («боговдохновен»). Чтобы добиться этого, маг должен «утопить» (ἀποθέωσον) «киркейского» сокола в молоке черной коровы, смешанном с аттическим медом. Выпив эту смесь, он обертывает сокола тканью, мумифицирует и устанавливает в святилище как статую («живой образ»), которой затем приносит жертвы. К этой статуе он затем обращается за оракулами и ей же адресует «заклинание» (λόγος). Далее мы постараемся расшифровать некоторые ключевые элементы этого ритуала — в надежде прояснить не только космологические контексты, но и глубинную инициатическую динамику греко-египетских ритуалов апофеоза. Но прежде, чем приступить к детальному анализу обряда, приведем некоторые соображения по поводу слова самого «апофеоз» (ἀποθέωσις) и о том, каким образом оно стало означать одновременно и «утопление», и «обожествление».

Слово «апофеоз»

Слово «апофеоз» восходит к литературным источникам, связанным с Александром Македонским и, в конечном счете, к идеологии божественного отцовства (Александр считался сыном Зевса-Амона)24Слово ἀποθέωσις происходит от греческого глагола ἀποθεόω или ἀποθειόω, возникшего во II веке до н.э. в литературе, связанной с Александром Македонским. В словаре Лиддела-Скотта-Джонса это слово переводится как «обожествление» по аналогии с латинским deificatio (deus + ficare, «созидать бога» = consecratio, «освящать, делать священным»). Греческий предлог ἀπὸ обычно указывает на удаление, отделение, прекращение, движение прочь от чего-либо. Однако в конструкциях, морфологических схожих со словом ἀποθέωσις (словах, образованных от глагольного или именного корня с помощью префикса ἀπο- и суффикса –ις или –ωσις), префикс ἀπο- иногда употребляется в том же значении, что и предлог, а иногда выполняет усилительную функцию. Приведем несколько примеров.(1) ἀποκάλυψις, «откровение» = ἀπὸ- (предлог: «от») + -καλυψ- (отглагольный корень: καλύψειν, «скрывать, прятать») + -ις (женский род, третье склонение, суффикс со значением действия) = ἀπο-καλυψ-ις, «удаление от скрытого состояния», т.е. откровение. Здесь απο- сохраняет свое основное значение, но в данной конкретной конструкции служит для обозначения действия, противоположного тому процессу, который обозначен корнем слова. Схожие трансформации наблюдаются в словах наподобие ἀπόστασις («отдаление, расстояние»).(2) ἀπόλυσις, «освобождение» = ἀπο- (усилительное значение: «совершенный, полный, крайний») + -λυσ- (отглагольный корень: λύσειν, «освобождать») + -ις (женский род, третье склонение, суффикс со значением действия) = ἀπο-λυσ-ις, «полное освобождение». Здесь ἀπο- приобретает усилительную функцию. Вместо того чтобы превратить существительное λύσις в его смысловую противоположность, как в предыдущем примере, ἀπο-, наоборот, возводит его значение в наивысшую, крайнюю степень — «полное освобождение, совершенное освобождение».Очевидно, что ἀποθέωσις принадлежит ко второй категории. Таким образом, ἀποθέωσις можно определить как полную, совершенную или крайнюю степень θέωσις’а («обожествления»). Однако не следует упускать из виду еще одну дополнительную коннотацию. Образцом здесь служит слово (3) ἀποσιώπησις, «замолкание» = ἀπὸ (предлог: прекращение / усилительное значение) + σιωπάειν (отглагольный корень: σιωπάειν, «замолкать») = ἀποσιώπησις, «замолкание». С одной стороны, это слово означает прекращение речи, с другой — наступление полной тишины. Иначе говоря, префикс ἀπὸ употреблен в усилительном значении, но при этом сохраняет и основную функцию предлога ἀπο-. Разница в том, что в предлог здесь противостоит по смыслу не самому корню слова («молчание»), а его скрытому антониму («речь»). Этот дополнительный, неявный смысл префикса ἀπο- становится еще более очевиден при обращении к его эквивалентам в различных индоевропейских языках (санскр. apa-, лат. ab-, нем. af— и так далее): у всех этих префиксов наблюдается та же динамика, что и у греческого ἀπο-. Если приложить результаты этих наблюдений к слову ἀποθέωσις, мы придем к следующей интерпретации: «прекращение смертного состояния и достижение совершенной божественности». Модель остается той же, что и в слове ἀποσιώπησις, только здесь префикс ἀπο- указывает на прекращение смертности — скрытой противоположности обожествления (θέωσις). Итак, если θέωσις — это процесс обожествления, в контексте неизменно предстающий как приобщение души к божественному, то ἀπο-θέωσις — это, по всей вероятности, полный разрыв со смертным состоянием в результате совершенного и окончательного превращения в божество. В связи с этим сразу же вспоминаются слова Эмпедокла: «Богом бессмертным, отринувшим смертность, иду я пред вами» [фр. 100 (112)]. Таким образом, «апофеоз» в точном или, по крайней мере, буквальном значении — это акт, в результате которого некто прекращает быть смертным или обретает совершенную божественность. — Примеч. автора.. Перенос термина «апофеоз» в политический контекст в целом отдаляет нас от сути рассматриваемого вопроса, однако в источниках этой группы все же скрыты некоторые важные указания, а потому имеет смысл погрузиться, пусть и ненадолго, в океан греко-римского культа правителей25В этом разделе мы опираемся на следующие источники: Badian, “The Deification of Alexander the Great”. // Ancient Macedonian Studies in Honor of Charles F. Edson, Dell (ed.), pp. 27—71 ; Bosworth, “Alexander and Ammon”. // Greece and the Mediterranean in Ancient History and Prehistory, Kinzl (ed.), pp. 51—75; Bosworth, “Alexander, Euripides and Dionysus: The Motivation for Apotheosis”. // Transitions to Empire: Essays in Greco-Roman History 360—146 B.C., in Honor of E Badian, Wallace and Harris (eds.), pp. 140—166; Edmunds, “The Religiosity of Alexander the Great”. // Greek, Roman and Byzantine Studies 12.3, pp. 363—391 ; Fredricksmeyer, “On the Background of the Ruler Cult”. // Ancient Macedonian Studies in Honor of Charles F. Edson, Dell (ed.), pp. 145—156; von Gaertringen, “Apotheosis”. // Paulys Realmcyclopadie der classischen Altertumswissenschaft (Second Series), von Pauly and Wissowa (eds.), vol. I, cols. 184—188; Langer, “Alexander the Great at Siwah”. // Ancient World 4, pp. 109—127; Lehmann-Haupt, “Alexanders Zug in die Oase Siwah”. // Klio 24, pp. 169—190; Nock, “Notes on Ruler-Cult, I-IV”. // Journal of Hellenic Studies, 48.1, pp. 21—43. — Примеч. автора.. Очевидно, что Александр Македонский оказал колоссальное влияние на традицию обожествления правителей, которые в дальнейшем следовали его примеру. Но важно понимать и то, что, он сам всего лишь следовал мифологическим образцам из числа богов и героев — таким, как Дионис или Геракл. В связи с этим на первый выступил мотив божественного отцовства. Александр приложил исключительные усилия для того, чтобы доказать свое божественное происхождение от Зевса-Амона. В отличие от своих римских подражателей, для которых деификация сводилась, по существу, к расширению политической значимости, Александр относился к своему статусу полубога вполне серьезно.

В эпоху Римской империи апофеоз, deificatio/consecratio, стал обычным уделом покойного императора. Юлий Цезарь и Август, следовавшие примеру Александра и во многом заимствовавшие греческий культ правителей, задали образец для дальнейшего подражания. Изображение Гения императора стало культовым объектом. 1 января 42 года до н.э. сенат провозгласил Цезаря «богом» (divus), а комету, появившуюся на небе после его похорон, сочли тому подтверждением: символически она была истолкована как его божественный гений или дух, вознесшийся на небо. Сын Цезаря, Октавий, впоследствии принявший почетное имя «Август» (augustus, «священный, великий»), соответственно считался «сыном бога» (divi filius). Когда он скончался, в 14 году н.э., сенат проголосовал и тоже присвоил ему звание «бога» (divus). Новой кометы в небе не появилось, но над погребальным костром Августа выпустили орла как образ его души, воспарившей в эмпиреи, — и с тех пор орел (aquila) стал символом апофеоза26Russell, The Doctrine of Deification in the Greek Patristic Tradition, p. 22. — Примеч. автора.. Процедура присвоения божественного статуса постепенно секуляризовалась и, в конце концов, свелась к чистой формальности. Смерть императора фактически стала синонимом апофеоза, чем и объясняется знаменитая шутка Веспасиана на смертном одре: «Увы, кажется, я становлюсь богом»27Vae, puto deus fio (Дион Кассий, «Римская история», VIII.66.17). — Примеч. автора..

У истоков этой традиции лежит древнее представление о том, что человек не может стать богом при жизни. Смертность и бессмертие мыслились как строго взаимоисключающие состояния, на чем основан, в частности, хиазм Гераклита: «Человек — это смертный бог, бог — бессмертный человек»28Фр. 47 (62).. В том же ключе Эмпедокл мог заявить: «Богом бессмертным, отринувшим смертность, иду я пред вами»29Фр. 100 (112).. Однако в этом последнем примере содержится инициатический подтекст: смертность побеждается «философской смертью»30См.: Peter Kingsley, In the Dark Places of Wisdom. Inverness: Golden Sufi Centre, 1999. — Примеч. автора., как в орфической или буддийской практике; посвящение служит подготовкой к умиранию, учит «умирать прежде смерти».

Так или иначе, культ обожествленного правителя по традиции вступал в силу после смерти последнего. Чтобы стать богом, нужно было умереть. Александр стал первым,  кто всерьез попытался преодолеть это онтологическое препятствие на политическом поле, учредив обряды своего божественного культа еще при жизни, — и этот поступок оказался в высшей степени нестандартным. С посвятительной точки зрения, исходные предпосылки остались прежними, но этот пример помогает глубже понять их метафизические основания. Смерть потому символизировала границу между смертностью и бессмертием, что смертный человек, по своей природе и по определению, подвержен рождению и смерти, — и только бессмертный способен подняться над этими обстоятельствами. Чтобы стать бессмертным, нужно преодолеть смерть, а для этого с ней необходимо встретиться и сразиться. Именно это инстинктивно совершает герой (ἥρως), идущий путем мужественных деяний,  — образец того самого «сына божьего» (deus filius), которому так старался подражать Александр. В эзотерической практике метод оставался, по существу, таким же прямолинейным: соискатель посвящения стремился «умереть прежде смерти», чтобы избавиться от смертности и достичь бессмертия. Соответственно, conditio sine qua non апофеоза составляла инициатическая смерть и следующее за ней возрождение в качестве бессмертного.

Чтобы понять глубинный смысл апофеоза, не вдаваясь в тонкости политических игр, развернувшихся вокруг этого явления, следует обратиться не к позднеантичным примерам императорского апофеоза, носившим условный и, по большей части пропагандистский характер, а к посвятительным традициям того периода, в которых этот термин употреблялся в совершенно ином и гораздо более содержательном смысле. В магической и теургической среде эпохи эллинизма вокруг термина «апофеоз» сложился целый комплекс эзотерических значений. И в одном из них, едва ли не самом показательном — и непосредственном связанном с египетским мифологическим контекстом, — апофеоз понимался не просто как инициатическая смерть, а как инициатическая смерть посредством утопления. Рассмотрим это значение подробнее.

Апофеоз через утопление

В V веке до н.э. Геродот упомянул египетский обычай бальзамирования и обожествления утопленников:

Если какого-нибудь египтянина или (что все равно) чужеземца утащит крокодил или он утонет в реке, то жители того города, где труп прибило к берегу, непременно обязаны набальзамировать его, обрядить как можно богаче и предать погребению в священной гробнице. Тела его не дозволено касаться ни родным, ни друзьям. Жрецы бога [реки] Нила сами своими руками погребают покойника как некое высшее, чем человек, существо31Геродот, «История», II.90, пер. Г. Стратановского..

От Диодора Сицилийского («Историческая библиотека», I.89.1—3) мы узнаём, что столь же священными считались нильские крокодилы. Гриффит интерпретирует это как естественное следствие того, что в египетских реалиях многие из утонувших в Ниле погибали именно по вине крокодилов32Griffith, “Herodotus II.90: Apotheosis by Drowning”. // ZÄS 46, p. 134. — Примеч. автора.. Кроме того, каким бы образом человек ни утонул, крокодилы неизменно съедали его, полностью или частично; поэтому они внушали одновременно и благоговение, и страх — как воплощения тифонической силы.

В Древнем Египте слово «утопление» (mḥj, hrp, ‘gʒ) первоначально, по-видимому,  обозначало абсолютное уничтожение — разрушение тела до такой степени, при которой загробная жизнь становилась невозможной33Ранние упоминания об утоплении встречаются в «Текстах пирамид», §692 (изреч. 396) и § 1925 (изреч. 666A); примечательно, что следом за ними упоминаются тесло и бессмертные звезды — символические орудия/силы, фигурирующие в ритуале Отверзания уст. — Примеч. автора.. Сохранность тела считалась необходимым условием для продолжения жизни в загробном мире34См., например: Books of Breathing (Book I); Erik Hornung, The Ancient Egyptian Books of the Afterlife. New York: Cornell University Press, 1999 = Altägyptische Jenseitsbücher. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1977; P.J. Horrack, Le Livre des Respirations d’apres les manuscrits du Musee du Louvre. Paris: C. Klincksieck, 1877; Jean-Claude Goyon, Rituels funeraires de l’ancienne Egypte. Paris: Editions du CERF, 1972. — Примеч. автора.. Поэтому смерть от воды, наряду со смертью от огня, внушала особый ужас35C. Strauss, “Ertrinken/Ertränken”. // Lexikon der Ägyptologie, Heick and Eberhard (eds.), col. 17; Leahy, “Death by Fire in Ancient Egypt”. // Journal of the Economic and Social History of the Orient, 27, p. 2. — Примеч. автора.. И только позднее, в эпоху Нового царства, утопление все чаще рассматриваться как священный род смерти и сохранило этот статус вплоть до позднеегипетского периода. Это объяснялось, главным образом, усилением роли Осириса, в мифе о котором утопление послужило орудием воскресения и обожествления. Как указывает Хопфнер, «только после смерти через утопление он [= Осирис] смог превратиться в бога»36Theodor Hopfner, Griechisch-Ägyptischer Offеnbarungszauber: Mit einer eingehnden Darstellung des griechisch-synkretistischm Daemonenglaubens und der Voraussetzungen und Mittel des Zaubers überhaupt und der magischen Divination im besonderen, p. 130. — Примеч. автора.. Таким образом, в основе мотива апофеоза посредством утопления, который мы обнаруживаем в Греческих магических папирусах, лежит миф об Осирисе, а точнее — о смерти Осириса от рук своего врага, Сета-Тифона, и о последовавшем за этой смертью воскресении.

В interpretatio Graeca Тифон — греческий эквивалент египетского бога Сета (егип. swtḳ, stš, гр. Σήθ-Τυφῶν), который — как убийца Осириса — оказывается главным орудием апофеоза через утопление. Как отмечает Герман те Вельде, Сет — не только убийца, но и воскреситель Осириса37Velde, Seth, God of Confusion: A Study of His Role in Egyptian Mythology, pp. 84—91. — Примеч. автора.. При внимательном рассмотрении  Сет предстанет перед нами как сложное, многогранное божество, в ведении которого находятся все опасные промежуточные состояния и онтологические переходы. Поэтому он играет ключевую роль не только в гибели, но и в возрождении Осириса; и, как показала Энн Мейси Рот, этим объясняется скрытая символика Сета в церемонии Отверзания уст (wp.t r’) — древнеегипетском ритуале возрождения, орудия которого, такие как тесло, бычья нога и ритуальные ножи, изготовленные из метеоритного железа, служат для перехода через подвластный Сету порог между бытием и небытием, а переход этот, в свою очередь, решительно необходим для победы солнечного шествия (πρόοδος/processio) над враждебными силами хаоса, представленными в образе змея Апопа/Апофиса38Roth, “Pss-Kf and the ‘Opening of the Mouth’ Ceremony: A Ritual of Birth and Rebirth”. // JEA 78, pp. 113—147; “Fingers, Stars and the ‘Opening of the Mouth’: The Nature and Function of the Ntrwj-Blades”. / JEA 79, pp. 57—79. — Примеч. автора..

Эти соображения подводят нас к одному из основных вопросов нашей статьи — вопросу о глубинном смысле апофеоза посредством утопления и о символике всех ритуалов утопления, описанных в PGM. Ответ на этот вопрос следует искать в египетской солярной космологии и, в первую очередь, в той ее области, которая касается подземного мира. Как указывает Эрик Горнунг, «в поздний период процесс “обожествления через утопление” получил в Египте официальный статус: египтяне даже возводили памятники людям, утонувшим в Ниле. Это означало, что сложная и дорогостоящая официальная церемония погребения перестала считаться необходимым и единственным условием для блаженной загробной жизни»39Hornung, Idea into Image, p. 105 = Geist der Pharaonenzeit. Zurich: Artemis, 1990. — Примеч. автора.. Следует, однако, подчеркнуть, что ритуал из греческих магических папирусов направлен не на такую профанную цель, как достижение блаженной загробной жизни, а на цель инициатическую: здесь встреча со смертью  мыслится как средство апофеоза. Чтобы в полной мере понять глубинный египетский контекст этого обряда, необходимо исследовать мотив ночного путешествия солнца. Но  прежде, чем обратиться к этой теме, рассмотрим в общих чертах систему египетской космогонии.

Первоисточник всего сущего в египетской космологии: Нун и его ипостаси

Основные теологические системы Древнего Египта — гермопольскую, мемфисскую и гелиопольскую — следует рассматривать не столько как соперничающие идеологии, сколько как различные, но взаимодополняющие точки зрения на одну и ту же космологическую картину. Одна из них ориентирована, главным образом, на этап до сотворения мира, другая — на процесс возникновения творящих сил, а третья — на сотворение мира как таковое. Соответственно, в первой из них во главу угла помещаются божества, олицетворяющие предвечный потенциал, во второй — божества, олицетворяющие силы творения, а в третьей — собственно нетеру, божества сотворенного космоса40Гермопольская теология, в центре которой стоит Нун, описывает первозданные силы, сущие до сотворения мира и заключающие в себе потенциал космоса и всех еще не рожденных богов. Мемфисская теология, в которой верховным божеством считается Птах, повествует о возникновении творящих начал, демиургических или гиперкосмических сил, которые формируют космос «извне», но сами не являются его частью. Гелиопольская теология сосредоточена на фигуре Атума, который доводит творение до совершенства и стоит во главе эннеады — девятерицы энкосмических богов, воплощающих в себе сотворенный космос. — Примеч. автора..

Гермопольская теология — это, в сущности, разработанная система огдоады, восьмеричной персонификации первозданных вод, то есть инертного потенциала, который предшествует творению и лежит в его основе. Слово «огдоада» происходит от греческого ὀγδοάς («восьмерка, восьмерица») и представляет собой буквальный перевод египетского ḫmnyw, ḫmnjw («группа из восьми элементов»)41Египетское название самого Гермополя — Хемену (ḫmnu), «восьмеричный город», — было дано ему в честь восьми предвечных божеств. В коптском языке оно приняло форму «Шмун», к которой восходит современное арабское название этого города — Эль-Ашмунейн. — Примеч. автора.. Первозданные воды мыслились как безграничный  океан, который назывался nw(j) («водный») и персонифицировался в образе божества мужского пола по имени Ну (впоследствии — Нун). Позднее различные атрибуты этого «водного» божества выделились в самостоятельные ипостаси, составившие четыре муже-женские пары: 

(i) водность (nwj), инертность (njnj)Нун и Наунет
(ii) бесконечность (ḥḥw)Хух и Хаухет
(iii) мрак (kkw)Кук и Каукет
(iv) сокровенность (tnmАмон и Амаунет

Будучи олицетворением предвечных вод, Нун мыслился как та стихия, которая порождает и, следовательно, хранит, приумножает и одушевляет все сущее. Со временем стали полагать, что он проявлен не только во всех животворных водах (таких, как Нил и другие водные источники), но и во всей жидкостях, наделенных жизненной силой (таких как кровь и древесные соки)42Учение о воде как первородной стихии (ἀρχή) развил Фалес, который обычно считается основоположником древнегреческой философии. Фалес побывал в Египте, а по возвращении в Грецию стал учить, что вода, или, вернее, влага (к которой относятся и кровь, и соки растений, и так далее), представляет собой универсальную живительную субстанцию, первопричину и совокупность всего сущего. — Примеч. автора.. Нуна стали считать первопричиной всего бытия и, следовательно, отцом богов, то есть первых живых существ43Erik Hornung, Conceptions of God in Ancient Egypt: The One and the Many. New York: Cornell University Press, 1982. — Примеч. автора.. Но первопричина, первооснова всего бытия не только превращает несуществующее в существующее, но и наоборот. Все, что вышло из первоисточника, неизбежно должно в него вернуться. В первоисточнике созидательная сила (δύναμις) сосуществует с разрушительной. Предвечный океан — это воды творения и растворения, альфа и омега. Соответственно, он служит границей между небытием и бытием, между тем, что подвержено рождению и смерти, и тем, что бессмертно. Именно по этой причине он играет ключевую роль в процессе апофеоза.

Ночное путешествие солнца

Как отмечает Кристина Штраус, мотив обожествления через утопление в конечном счете связан с мотивом циклического возрождения солнечного бога, который ежевечернее спускается в водные глубины Нуна, чтобы подняться из них и снова воскреснуть на рассвете44C. Strauss, “Ertrinken/Ertränken”. // Lexikon der Ägyptologie, Heick and Eberhard (eds.), col. 18; Derchain, “Kosmogonie”. // Lexikon der Ägyptologie, Heick and Eberhard (eds.), cols. 749—750. — Примеч. автора.. Подробнее всего ночное путешествие солнца описано в книгах о подземном мире (Амдуате) эпохи Нового царства и в «Книге врат»45См.: Erik Hornung, Texte zum Amduat. Geneve: Editions de belles-lettres, 1987—1994. К числу важных текстов того периода, описывающих подземный мир, относятся также «Книга пещер» и «Книга земли», а из текстов периода Амарны следует упомянуть «Книгу Нут» и «Книгу ночи». Обзор этих текстов см. в издании: Erik Hornung, The Ancient Egyptian Books of the Afterlife, pp. 26—135. — Примеч. автора.. Тексты и изображения, связанные с этими книгами, встречаются на саркофагах и стенах многих царских гробниц. Путешествие начинается с погружения солнца под горизонт на западе и завершается его восходом на востоке. От заката до рассвета солнечная ладья движется под землей, проходя двенадцать отрезков пути, которые соответствуют двенадцати часам ночи и на которых основана структура подобных текстов. Подземный мир, Дуат (dwʒt), — это, в сущности, не что иное, как место возрождения. И это же — область окончательной гибели. Но несмотря на все опасности, которые таит в себе Дуат, — или, быть может, благодаря им, — именно там солнечное божество восстанавливает свои силы. Возрождение совершается, когда солнечная ладья достигает предвечных вод Нуна, — в шестом часу ночи, в самой нижней точке путешествия, соответствующей полуночи.

Ночное путешествие солнца — это одновременно и странствие души, и космогоническое шествие (processio). Указанием на это служит тот факт, что в Дуате солнечный бог принимает свою ночную форму — овноглавую. Овен здесь символизирует «ба» (душу) бога Ра. Это ономатопоэтический ребус, поскольку у слова «ба» два значения: не только «душа», но и «овен, баран»46Erman and Grapow (eds.), Wörterbuch der äigyptischer Sprache, pp. 410—414. — Примеч. автора.. Главная тема шестого ночного часа — соединение божественной души-«ба» с телом (.t). Душу-«ба» бога Ра символизирует баран, а символом тела Ра выступает Осирис, труп солнечного бога, лежащий в водах Нуна и ожидающий, когда его «ба» воссоединится с ним и вернет его к жизни. Любопытно, что Осирис, труп Ра, принимает облик жука-скарабея, который выкатывает из-под земли диск восходящего солнца и обозначается иероглифом ḫpr — «возникать, появляться, быть»; таким образом, даже в состоянии смерти он предвосхищает возвращение обновленного солнца47Как будет показано ниже, скарабей фигурирует и в других ритуалах из PGM, включающих в себя мотив апофеоза через утопление. — Примеч. автора.. Итак, воскресение Солнца начинается с момента соединения двух начал, которые в алхимических терминах можно определить как «летучее» и «фиксированное»48Т.е., соединения Ра и Осириса — души и тела. Ср. рассуждение Шваллера де Любича о «ка» и «ба» как летучем и фиксированном: «Всякое тело, будь то растительное или животное, в результате гниения разделяется на две составляющих: летучую часть и фиксированный остаток. В высушенном состоянии этот фиксированный остаток содержит щелочную соль. Схожим, хотя и более быстрым и насильственным путем все растительные и иные органические тела выделяют из себя летучие составляющие при горении, оставляя золу, в которой также содержится фиксированная щелочная соль. “Прах ты, и в прах возвратишься”». Итак, всякая вещь в основе своей состоит из двух частей — летучей и фиксированной, и теология эпохи фараонов обобщает этот принцип в учении о “ба” и “ка”» (Schwaller de Lubicz, Le Temple de l’homme: Apet du sud a Louqsor I). — Примеч. автора.. После того, как душа воссоединяется с телом, солнечный бог снабжает обитателей подземного мира одеждой — как бы в знак того, что зародыш солнца, начинающий свой путь от зачатия (полуночи) к рождению (восходу) начинает облекаться телесными тканями. Как отмечает Стриккер, для древнего египтянина «онтогенез — это воспроизведение космогонического процесса»49См.: Franz Renggli, “Der Sonnenaufgang als Geburt eines Babys: Der pränatale Schlüssel zur ägyptischen Mythologie. Eine Hommage an den holländischen Religionshistoriker Bruno Hugo Stricker”. // lnternational Journal of Prenatal and Perinatal Psychology and Medicine 12.2, pp. 365—382. — Примеч. автора.;  в развитии живого существа отражается процесс сотворения мира; более того, и то, и другое есть теофания, откровение божества, о чем заявляет герметическая максима «у Бога два образа — мир и человек»50«Асклепий», 10..

Возрождение утопленника — лишь один из множества параллельных мотивов, сопутствующих центральному мотиву возрождения солнца. Воды, в которых умирает утопленник, уподобляются здесь водам, в которых умерший воскресает к новой жизни. На десятом (согласно книге «Амдуат») или девятом (согласно «Книге врат») часу ночи воды Нуна предстают в образе большого синего прямоугольника, в котором парят нагие тела покойников, не получивших должного погребения. Но благодаря отождествлению с предвечными водами Нуна вода, несущая смерть, одновременно открывает утопленнику доступ к обновляющим и возрождающим силам подземного мира. Так утопленник получает возможность избежать окончательной гибели, символом которой выступает змей хаоса Апофис — враждебная сила, которую побеждает Сет, выступающий здесь помощником сил рождения (ḫpr) и тем самым возвращающий себе позитивную космогоническую функцию. Приобщаясь к воскресительной силе предвечных вод, утопленник избегает полного уничтожения и, подобно Осирису, обретает святость,  вследствие чего к нему и прилагается эпитет Осириса ḥsy — «святой утопленник» или «блаженный умерший»51Как продемонстрировал Гриффит, эллинистический эпитет Осириса «Гесий» (Ἡσιῆς) происходит от египетского ḥsy («святой утопленник» или «блаженный умерший»). Это один из множества примеров того, какое важное место занимает египетская теология в корпусе греческих магических текстов: имя «Гесий» встречается во многих обрядах и заклинаниях из PGM, всякий раз обозначая некое священное, блаженное или божественное существо. — Примеч. автора.. Утопленников воскрешает та же самая сила, которая возрождает солнце, — и именно поэтому они обретают бессмертие. Об этом самым наглядным образом свидетельствует двенадцатый, последний час книги «Амдуат», где бог солнца вместе с другими богами и святыми умершими (ḥsy) проходит обратным путем через тело гигантского змея, символизирующего вечность52Hornung, Idea into Image, pp. 105—106. — Примеч. автора.. Но если солнце и его божественная свита выходят из подземного мира возрожденными, то Осирис и, следовательно, святые умершие должны остаться в подземном мире. Из подземного мира победоносно и как полноправный renatus53Возрожденный, воскрешенный (лат.) возвращается, по существу, лишь солнечная сила, в египетской иконографии представленная образом Хора-сокола54Впрочем, Шпигельберг предполагает, что умершие тоже отождествлялись с солнцем: «…умершие отождествлялись не только с Осирисом, но и с солнечным богом Ра, в ладье которого они совершают дневное странствие по небу» (Spiegelberg, “Zu dem Ausdruck ḥsj Hesies für die durch Ertrinken im Nil bewirkte Apotheose”. // ZÄS 53, p. 124). — Примеч. автора.. Хор как sol invictus / ἥλιος ἀνίκητος55Солнце непобедимое (лат., др-.греч.). во многом отвечает на вопрос  о том, почему маг из PGM I.1—42, воспроизводя по сути осирическую драму смерти и воскресения, в конечном счете отождествляется с утопленным и обожествленным соколом: последний символизирует непобедимое солнце, торжествующее победу над смертью и возрождающееся бессмертным божеством. Более тонкие нюансы символики, связанной с соколом, отсылают непосредственно к понятиям «духовного света» (φῶς), «победы» (νίκη) и «славы» (δόξα), которые традиционно сопутствуют образам сокола, орла и прочих царственных и победоносных птиц. Чтобы понять эту связь, необходимо рассмотреть Хора в его роли сына божьего, deus filius, но в данном случае более важным окажется мотив божественного материнства, а не отцовства. Только после того, как мы поймем, что означает быть вскормленным обожествляющей силой богини, нам откроется глубинная символика молока как орудия апофеоза.

II. Молоко, богиня, Галактика

Итак, философы нимало не грешат против истины, когда утверждают, что ртуть — после того, как в ней растворят золото, — вынашивает ребенка, Сына Солнца, Маленького Царя (королька, Roitelet) как настоящая мать: ведь золото, по существу, перерождается в ее чреве.

— Фулканелли, «Тайна соборов»

С феноменологической точки зрения, и молоко, и мед — это, во-первых, натуральные продукты, вырабатываемые различными видами животных специально для вскармливания потомства56Darby, Ghalioungui, and Grivetti, Food: The Gift of Osiris, pp. 430—440; в Древнем Египте мед считался особой пищей — привилегией царей и чрезвычайно дорогостоящим «предметом роскоши». — Примеч. автора., и, во-вторых, единственные продукты такого рода, которые употребляет в пищу человек и ради которых он разводит соответствующие виды животных. В общем своем значении молоко и мед привносят в описание ритуал мотивы возрождения и питания, необходимого новорожденному, а также отсылают к топографии рая — страны, текущей молоком и медом. Немаловажно и то, что молоком и медом, по традиции, угощали новообращенных, принявших крещение в коптской и эфиопской церквях. Но в более узком смысле молоко и мед несут в себе особые мифологические коннотации, раскрывающие глубинный смысл обряда из PGM. В этом разделе мы поговорим о молоке как субстанции, теснейшим образом связанной с ролью богини в процессе посвятительного перерождения, и о меде как символе божественного солярного принципа, порождаемого молоком богини. В результате мы сможем глубже понять ту силу, в союз с которой должен вступить посвященный, или, иными словами, откроем для себя истинное значение паредра (πάρεδρος) — магического партнера, который становится спутником мага57В обретении паредра, или «помощника», собственно, и заключается весь смысл этого конкретного обряда. Немецкий эквивалент этого термина, Beisitzer [нем. букв. «сидящий рядом»], предложенный Прайзенданцем, формально ближе к греческому оригиналу, чем английский, assistant, и наводит на мысль о сравнении с понятием συστασις [др.-греч. «дружественный союз», букв. «стояние рядом»]. — Примеч. автора..

Молоко черной коровы

В египетском контексте «молоко черной коровы» наводит на мысли о плодородии, рождении и питании: черный цвет, как известно, ассоциировался с плодородной нильской почвой, от которой происходит самоназвание Древнего Египта — Кемет (km.t), «черная земля, черная страна», и которой противопоставлялась засушливая «красная земля» пустыни (dšrt). Таким образом, черная корова — это корова плодовитая, то есть потенциальная мать58«Корова — идеальная мать, — пишет Роберт Свобода, рассуждая о функциях священной коровы с точки зрения агхори-тантры. — <…> корова страстно предана своему теленку, как женщина-мать должна быть предана своему ребенку. Иногда стоит корове лишь взглянуть на теленка, как из ее вымени начинает течь молоко — не капать, а именно течь. Когда у меня была молочная ферма, я видел это много раз собственными глазами. Если теленок умирает, корова отказывается давать молоко (не то что наши водяные буйволицы, которых можно легко обмануть, надев голову теленка на палку). <…> И не только буйволы, ваши западные коровы тоже будут давать молоко независимо от того, жив теленок или нет. Когда я говорю, что в этом состоит фундаментальное различие между Востоком и Западом, это не пустые слова. Что особенного в том, чтобы давать молоко? Все животные делают это. Величие наших индийских коров состоит в том, что они дают молоко только из своей огромной любви. Вот в чем ценность коровьего молока. Разве не содержится молоке хотя бы небольшая толика этой любви? В молоке должна быть любовь. Эта эмоция отличает коров от других животных. Как же мы можем быть не правы в своем почитании их? Мы почитаем не кожу, копыта и хвост, — мы почитаем сущность» (Svoboda, Aghora: At the Left Hand of God, pp. 74—75 [рус. пер. Т. Данилевич]). — Примеч. автора.. В связи с символикой черного цвета Э. Матье обращает внимание на следующий отрывок из «Текстов пирамид», подтверждающий тесную связь с материнством, молоком и кормлением грудью: «N. пил молоко от двух черных коров, двух кормилиц душ-“ба” Гелиополя»59«Тексты пирамид», §531с. — Примеч. автора.. Черная корова дает белое молоко, и таким образом древняя ассоциация между чернотой и плодородием порождает комплементарную ассоциацию между белизной и питанием. «Здесь, — комментирует Матье, — парадоксальная для нас встреча плодородного черного цвета с питающим белым обретает полную непротиворечивость»60Mathieu, “Les couleurs dans les Textes des Pyramides: approche des systemes chromatiques”. // ENIM 2, p. 26. — Примеч. автора.. В еще более узком смысле можно предположить, что символику белого цвета, порожденного черным, имеет смысл толковать в контексте процедур, принятых в эллинистической алхимии61Это отнюдь не натяжка, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, корпус греко-египетских алхимических текстов тесно связан с греческими магическими папирусами: например, «протохимические рецепты» из Лейденского папируса восходят к демотическим магическим папирусам (PDM), составляющим единый корпус с PGM. С другой стороны, сама алхимия уходит корнями в «черную землю» древнеегипетской религии. — Примеч. автора.. Здесь чернота и белизна соответствуют первым двум стадиям алхимической трансмутации — «меланозу» (μελανωσις, «почернение») и «левкозу» (λευκωσις, «побеление»), — на которых темная и плодородная первоматерия, «девственная земля», тайно накапливает в себе и производит оккультную белую субстанцию, или серебро, «молоко девственницы». Подобно тому, как черный цвет заключает в себе и порождает белый, так и белый в кульминационной точке своего развития являет на свет тинктуру, то есть сам принцип цвета: за первыми двумя стадиями следуют еще две — «ксантоз» (ξανθωσις, «пожелтение»), при котором из белого материнского лона рождается оккультное золото, и, наконец, «иоз» (ιωσις, «покраснение»), при котором алхимическая тинктура бессмертия проявляется в своей активной, действующей форме62См.: Hopkins, “A Study of the Kerotakis Process as Given by Zosimos and Later Alchemical Writers”, p. 328. — Примеч. автора..

Таким образом, черная корова и ее девственное молоко символизируют первый цветовой скачок в процессе герметического делания — переход от «меланоза» к «левкозу», от «совершенной черноты» к «чистейшей белизне». Мед, как и солярный сокол, с другой стороны, указывают на присутствие мужской тинктуры, проникающей в очищенное женское тело или в нем зарождающейся и вызывающей переход от белого цвета к золотому и красному, к стадиям цитринитас и рубедо, на которых молочное тело богини наполняется сияющим светом солнца. Обобщая, можно сказать, что перед нами — образ черного/лунного женского лона, в котором созревает золотой/солнечный зародыш. С теологической же точки зрения эти образы символизируют Исиду как «черную деву», вскармливающую Хора, золотого сына божьего (divus filius), своим божественным «молоком девственницы». Если бы мы взялись проследить резонансы этого мотива в алхимической традиции и христианстве, то вернуться к основной теме нашей статьи удалось бы нескоро. Но и в египетских заупокойных текстах интересующие нас образы представлены достаточно наглядно: корова, кормящая теленка; священная корова как божественная кормилица; богиня, кормящая посвященных наравне с богами своим молоком бессмертия. Поэтому в «Текстах пирамид» умерший и возродившийся царь отождествляется с теленком, сосущим вымя черной коровы: это значит, что его символически вскармливает плодовитая божественная мать.

Исида и Хатхор

В иконографии эпохи фараонов в образе коровы предстает не только Исида, но и Хатхор. И обе эти богини — не только матери, но и подательницы божественной царской власти, утверждающие связь между божественным и царским статусом. В «Текстах пирамид» фараон пьет божественное молоко из груди своей матери Исиды, и образ этот воспроизводится во многих статуэтках, изображающих Исиду, которая восседает на троне и кормит грудью младенца-Хора63Hart, The Routlege Dictionary of Egyptian Gods and Goddesses, pp. 80—81. — Примеч. автора.. В святилище Хатхор в заупокойном храме царицы Хатшепсут (XVIII династия) в Дейр-эль-Бахри фараон изображен пьющим молоко из сосцов коровы-Хатхор64Hart, Egyptian Gods and Goddesses, p. 63. — Примеч. автора.. В обоих случаях образ фараона и его божественной кормилицы отсылает к мифу о том, как Хатхор, принявшая облик дикой коровы, выкормила младенца-Хора на берегу Нила, в зарослях папируса, и помогла юному богу войти в полную силу. О том, что Хор при этом получает не обычное молоко, а нечто большее, свидетельствуют сопутствующие изображения, на которых царь принимает от Хатхор ожерелье «менат» (mn’.t) — символ божественной благодати. Ввиду этого приходится признать, что молоко, которое пьет фараон, — это овеществленное божественное могущество, или та самая сила, которая делает его живым символом Ра-Хора на земле. Эта сила — не что иное, как царская «ка», эквивалентная авестийской «хварне» («свет, слава, победа»), также представлявшейся в образе сокола65Stricker, ‘Varegna the Falcon’. // Indo-Iranian Journal, 7.4, pp. 310—317. — Примеч. автора..

Связь Хатхор с Хором-соколом и, следовательно, с фараоном, царем как воплощением Хора, со всей определенностью проясняет символику, фигурирующую в греческих магических папирусах. В обличье коровы изображались многие богини, включая Исиду, но Хатхор в этой роли, пожалуй, играла самую важную роль. В interpretatio Graeca Хатхор — египетская Афродита. Иногда она изображалась не в виде коровы, а в антропоморфной форме, но с коровьими ушами и рогами; и примечательно то, что даже в этом облике она несла между рогами солнечный диск (aten). Единственная из всех египетских богинь-коров она неизменно сохраняла коровьи атрибуты во всех своих обличьях, а солнечный диск между ее рогами указывает на то, что, по существу, она была солярной богиней. Ввиду этого ее тесная связь с Хором становится вполне объяснимой. Дополнительное подтверждение этой связи — само имя «Хатхор»:  Хат-Хор (ḥt-ḥr) в буквальном переводе означает «дом» или «обитель Хора». В иероглифической записи это имя обозначается соколом, заключенным в прямоугольник.

Связь между коровой-Хатхор и Солнцем сохраняется и в эллинистической астрологии: зодиакальным знаком Тельца управляет Венера-Афродита — богиня, относящаяся с «теплой», солнечной группе (которой противопоставляется лунная группа — «холодная»). Астрологическое различие между Венерой и Луной коррелирует с теологическим различием между Венерой/Афродитой/Хатхор, с одной стороны, и Артемидой/Дианой/Исидой — с другой, а в контексте металлургии и алхимии — с различием между медью, порождающей золотую (солнечную) тинктуру, и чистым, девственным серебром66Таковы традиционные соответствия между планетными божествами и металлами. На теологические основания этих ассоциаций указывает, в частности, тот факт, что английское слово copper («медь») происходит от древнего имени Венеры-Афродиты — «Киприда» (Κύπρις), связанного, в свою очередь, с островом Кипр, где находился культовый центр этой богини и где когда-то добывали медь. — Примеч. автора.. Эти два металла — лучшие, не считая золота, проводники электричества, а связанные с ними богини мыслились либо как великолепно-чувственные носительницы, либо как девственно-чистые зеркала божественного солнечного света.

Представление о том, что Хатхор несет в себе частицу солнечной тинктуры или энергии, во многом отвечает на вопрос о том, почему в ритуале из PGM обожествляющее молоко предписывается смешать с медом — символом солнца и царской власти. Если молоко — это женская и лунная субстанция, а мед — золотая и солнечная, то богиню Хатхор, один из эпитетов которой — «золотая», следует рассматривать как божественную носительницу этой царской тинктуры, алхимического «ксантоза» или «иоза». То обстоятельство, что кормилицами и, по существу, матерями Хора оказываются обе богини — Исида и Хатхор, подводит нас к важному пункту, требующему прояснения. Хор, Исида и Хатхор, так же как и Осирис, предстают в непостоянных ролях, перемены которых откровенно противоречат нормам привычной логики. Исследуя отношения между этими божествами, мы находим:

1) Исиду как мать Хора / Исиду как жену Хора;

2) Хатхор как мать Хора / Хатхор как жену Хора;

3) Хора как брата Осириса; Хора как сына Осириса.

Таким образом, Хор выполняет одновременно и роль божественного ребенка, и роль небесного божества. Хорошее объяснение этому с исторической точки зрения дает Харт:

Царя Египта называют «сыном Хатхор». Это влечет за собой очевидные затруднения: ведь царь отождествлялся с Хором, а Хор — сын Исиды. Вероятнее всего, матерью бога-сокола изначально считалась Хатхор — в том мифологическом цикле, в котором Хор и Сет фигурируют как братья. Когда же этот сюжет был ассимилирован мифом об Осирисе, Хатхор уступила место Исиде, и Хору пришлось стать сыном Исиды, чтобы по праву притязать на трон Египта. Позднее произошла еще одна перегруппировка, в результате которой Хатхор стала считаться женой небесного бога Хора из Эдфу67Hart, Egyptian Gods and Goddesses, pp. 80—81. — Примеч. автора..

Однако у истоков этой изменчивости лежит более глубокий парадокс теологического порядка, и перед его метафизическими последствиями историческое объяснение меркнет и отступает на второй план. Если сформулировать кратко, то речь идет о феномене сына, приходящегося отцом собственной матери. С подобным явлением можно столкнуться во многих теологических традициях, но конкретно в египетских текстах оно представлено в эпитете «ка-мут-теф» — «бык его матери», — который применяется к фараону как воплощению Хора.

В сущности, перед нами — феномен триединства, в котором активная мужская сила обозначена словом «ка» (означающим одновременно и «бык», и «дух»), восприимчивая женская сила — словом «мут» («мать»), а плод их союза — словом «теф» («сын). Однако парадокс, замыкающий три элемента этого семейства в треугольник, заключается в том, что сын, воспроизводя в себе отца и, фактически, выступая его реинкарнацией, тем самым оказывается «быком», «духом» и оплодотворителем собственной матери. Коротко говоря, он — сам себе отец. Он не просто порождение двух начал — отцовского и материнского: он существует одновременно и в предначальном состоянии, до разделения и противопоставления полов, и в состоянии конечном, наступившем после того, как два пола отделились друг от друга, а затем воссоединились в процессе алхимической конъюнкции или когобации. Немало отголосков этого мотива обнаруживается в платонической и алхимической метафизике; рассмотреть их здесь подробно нет возможности, но достаточно будет отметить, что вышеописанное триединство эквивалентно триаде εἶδος («форма/отец»), ὑποδοχή («сосуд/мать») и μίμημα («подражание/ребенок») из платоновского «Тимея» и алхимической триаде первоначал «сера—ртуть—соль», где солью (порождением) ртути и серы выступает сульфид ртути — киноварь68Эту тему я подробно рассматриваю в своей докторской диссертации «Свет, преломленный в призме жизни: Рене Шваллер де Любич и герметическая проблема соли» (Университет Квинсленда, 2011). Здесь можно провести параллель с изменчивыми отношениями между субстанциями, участвующими в алхимическом процессе: в пределах одного и того же процесса каждая из них выступает и как действующее начало («сера»), и как объект воздействия («ртуть») и как средство воздействия («соль»). В усыпальнице Рамсеса IX фараон как ка-мут-теф изображен в виде гипотенузы прямоугольного треугольника. Как гипотенуза одновременно и разделяет, и соединяет два катета, символизируя парадоксальное единство абстрактного и конкретного, вертикали и горизонтали, так и полюса алхимической диады сера—ртуть примиряются — до начала и по завершении делания — в соли как интегрирующем начале. Понять это явление — значит, понять, что линейные причинно-следственные связи, жестко привязанные к ходу времени и, следовательно, способные описывать реальность лишь в хронологической последовательности, не дадут нам ответа на вопрос о том, каким образом гиперкосмическое творящее начало оказывается одновременно и первоначалом (ἀρχή) материального субстрата, который, в свою очередь, становится материнским чревом, порождающим физическую первосубстанцию — воспроизведение гиперкосмического «отца», который воплощается в «сыне» при помощи материальной «матери». Здесь, как и в христианском учении о Троице, «семенной логос» (σπερματικός λόγος), в сущности, вечен и предвечен; он предшествует процессу проявления и, в то же время, воплощается в материи посредством материальной матери, чтобы незримый отец обрел зримую форму. Итак, он одновременно и семя, и лоно, и плод. Включение образа быка («ка», предстающего как дух и, в то же время, как мужское/оплодотворяющее начало) в этот символический ряд заставляет предположить, что бычья нога в египетском ритуале Отверзания уст обладает более глубокой символикой, чем может показаться на первый взгляд, — равно как и связанная с нею роль Сета-Тифона в драме Осириса. — Примеч. автора..

Этот феномен, в частности, дает ответ на вопрос, почему Хор оказывается одновременно и сыном, и братом Осириса (и, следовательно, одновременно и братом, и племянником Сета). Применительно к богине здесь же находится объяснение тому, каким образом связь между divus filius и diva matrix носит не только родительский, но и супружеский характер. А двойственный характер этой связи, в свою очередь, объясняет присутствие двух богинь — Исиды как девственной матери и Хатхор как Венеры-возлюбленной — в инициатическом процессе, в котором Хор на разных стадиях предстает то как сын, то как любовник богини.

Лилейное масло

Наше предположение о том, что молоко в обряде утопления символизирует божественную пищу, вкушая которую, посвящаемый приобщается к богам, находит явные подтверждения в деталях других ритуалов утопления из греческих магических папирусов. В частности, PGM VII.628—642 предписывает утопить/обожествить полевую ящерицу не в молоке, а в «лилейном масле», и это — очередное указание на роль богини как diva matrix в инициатическом процессе69В греческих магических папирусах встречаются и другие обряды, предписывающие утопление тех или иных животных в различных субстанциях. Например, в PDM XIV.636—669 речь идет об утоплении скарабея (а не сокола) в молоке черной коровы. В PGM III.1—64 предписывается утопить кота в воде, чтобы сделать его Гесием/Осирисом (Ἡσιῆς), а в PDM XIV.743—749 — утопить сокола в вине, чтобы наслать кошмарный сон. Каждое из этих веществ обладает своим особым символическим смыслом, и не все из них встраиваются в тот ряд мифологических ассоциаций, который мы рассматриваем в настоящей статье. — Примеч. автора..

В «Геопониках» — византийской сельскохозяйственной энциклопедии VII в. — сообщается, что первая лилия выросла из молока богини Геры, пролившегося на землю. Таким образом, лилии — это земные символы молока богини. Перед нами в точности та же (хоть и выраженная на другом символическом языке) мифологема, которую мы встречаем в египетских источниках: вскармливание посвященного молоком богини, дарующим бессмертие. Независимо от того, к египетской или к греческой традиции отсылает тот или иной обряд, греческие магические папирусы отражают единую теологическую реальность и тем самым демонстрируют примечательную гибкость в выборе materia magica, тонкую герменевтическую чувствительность, которую невозможно списать на счет обычного синкретизма. Чрезвычайно важен и тот контекст, в котором появляется упомянутая деталь. Гера, ревнивая супруга Зевса, проливает свое божественное молоко на землю не просто так, а в тот самый миг, когда узнаёт, что из ее сосцов кормится сын Зевса от смертной женщины. Этот divus filius — не кто иной как Геракл, которому стремился подражать Александр Македонский в своих поисках апофеоза70Для Александра, объявившего себя сыном Зевса, героическими и божественными ролевыми моделями служили Геракл и Дионис — мифологические сыновья Зевса от смертных женщин. — Примеч. автора.. Геракл как сын Зевса обладал статусом полубожественного героя, но по матери все же оставался наполовину смертным. Зевс попытался превратить его в настоящего бога, хитростью заставив Геру покормить его божественным молоком и тем самым доведя процесс божественного онтогенеза до завершения. Согласно одним источникам, Гера быстро распознала обман и оттолкнула младенца-Геракла от груди, пролив при этом молоко на землю. По версии, изложенной в «Геопониках», Геракл просто отвернулся от груди богини, когда насытился. Но, так или иначе, молоко Геры пролилось не только на землю, но и на небо: миф, повествующий о появлении лилий, рассказывает также о происхождении Млечного пути.

Зевс родил Геракла от Алкмены, и так как Геракл был смертным, Зевс захотел сделать его причастным бессмертию. Он положил его еще младенцем к груди спящей Геры. Дитя, насытившись молоком, отняло рот от соска; молоко полилось обильно, и когда ребенок отстранился, оно разлилось по небесам, образовав так называемый Млечный Путь. Когда же оно стекло на землю и омочило земляные глыбы, оно придало цветку лилии цвет, сходный с молоком71[«Геопоники», XI.19.1—2, пер. Е. Липшиц.] См. также: Манилий, «Астрономика», I. Мотив вскармливания Геракла молоком Геры упоминается и в других источниках, но уже вне всякой связи с происхождением лилий и Млечного пути. — Примеч. автора..

Итак, все вещества, в которых PGM предписывают утопить — и тем самым обожествить — сокола, ящерицу или скарабея, указывают на мотивы перерождения и вскармливания божественным молоком. «Молоко черной коровы» символизирует молоко богинь-коров Исиды и Хатхор, кормилиц солнечного бога Хора, а «лилейное масло» отсылает к мифу о Геракле, вскормленном молоком Геры. Из того же самого молока возникает Млечный путь, и это дает нам последний ключ к пониманию глубинного космологического смысла, который несет в себе мотив утопления в PGM. Чтобы воспользоваться этим ключом, нам придется не только углубиться в орфико-вакхическую мифологию, но и вернуться к некоторым аспектам египетской космографии, которые мы до сих пор упускали из виду.

Упавший в молоко

Как справедливо отмечает Буркерт, пифагорейские, орфические и вакхические мистерии следует изучать во взаимосвязи друг с другом. Вопреки подходу тех исследователей-минималистов, которые старались игнорировать любые признаки сходства между пифагореизмом, орфизмом и вакхическим культом, многие свидетельства, открывшиеся во второй половине XX века, и, в особенности золотая табличка из Валентии (Южная Италия), найденная в 1969 году, недвусмысленно и неопровержимо указывают и на связь между орфическим и дионисийским ритуалом, и на то, что во всех этих традициях фигурировало посвящение посредством символической смерти и воскресения к бессмертию72Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problem of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighths Colloquy, 13 March 1977, p. 7. — Примеч. автора.. Очевидно и то, что в этом посвящении отражалось на индивидуальном уровне космическое путешествие египетского солнечного божества — путешествие, начинающееся с катабазиса, то есть нисхождения в подземный мир. Выводы, которые можно сделать из этих фактов, подробно изложены в работе Питера Кингсли, рассматривающего надпись на вышеупомянутой золотой табличке и связанные с ней вакхические и пифагорейские мистерии именно в контексте посвятительной символики перерождения73Peter Kingsley, Ancient Philosophy, Mystery, Magic: Empedocles and Pythagorean Tradition, pp. 256—272. — Примеч. автора.

Среди всего необъятного множества текстовых свидетельств о традиции посвящения в подземном мире обнаруживается один фрагмент, позволяющий связать воедино ряд отдельных важных мотивов, выявленных выше. На орфической табличке из кургана в Туриях (Южная Италия) посвященный — renatus, возрожденный после инициатической смерти и вспоенный молоком богини Персефоны, — отождествляется с козленком (ἔριφος). Надпись на этой тонкой золотой пластине гласит:

θεὸς ἐγένου ἐξ ἀνθρώπου.
ἔριφος ἐς γάλα ἔπετες

Ты переродился из смертного в бога.
Ты, козленок, упал в молоко74Graf and Johnston (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets, pp. 8—9; Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977, p. 44. — Примеч. автора..

Мотив падения ἐς γάλα, «в молоко», заключает в себе глубокий космологический смысл. От греческого слово γάλα, «молоко», происходит слово «галактика», которым первоначально назывался Млечный путь — γάλακτος, via lactea. Соответственно, «упасть в молоко» — это еще и «вознестись ко звездам», то есть приобщиться к своей предвечной, божественной родословной. Фактически, молоко богини тождественно звездам Млечного пути, а нисхождение соискателя в подземный мир — это одновременно и восхождение в ночное небо.

Тема «падения в молоко» ради превращения в бога, наряду с мифологемой молока богини как первой пищи новорожденного божества, напрямую связаны с мотивом из PGM — мотивом обожествления через утопление в молоке черной коровы. Благодаря этим параллелям проясняется роль поглощения божественной субстанции (ἔνθεον) в процессе апофеоза и, в то же время, непосредственная связь этого процесса с инициатической смертью. Все это указывает на специфический парадокс, лежащий в основе посвящения: соискатель должен умереть, чтобы переродиться, а орудие его умерщвления в то же самое время оказывается пищей, дарующей бессмертие75Ср. латинский девиз на одном портрете 1585 года, предположительно изображающем Кристофера Марло: «Quod me nutrit, me destruit» — «Что меня питает, то меня и убивает». О параллелях этого мотива в сочинениях Марло и Шекспира см.: A.D. Wraight, Virginia F. Stern, In Search of Christopher Marlowe: A Pictorial Biography. London: MacDonald, 1965. Ср. также мотив пеликана, кормящего своих птенцов собственной кровью, — значимый образ в европейской алхимической традиции. — Примеч. автора.. Это дает ответ на вопрос о том, почему в пифагорейском, орфическом и вакхическом катабазисе роль божественной кормилицы и посвятительницы играет Персефона, царица подземного мира.

Геймармене

Чтобы в полной мере прояснить смысл падения в «галактическое» молоко богини, следует рассмотреть еще один символический слой этого мотива. Галактика символизирует область неподвижных звезд — сферу, лежащую за пределами семи звезд блуждающих, то есть планет (πλανήτης), которые в традиционной космологии представлялись правителями судеб подлунного мира. Таким образом, интеграция посвященного в предвечную, небесную родословную, равнозначна преодолению «геймармене» (εἱμαρμένη, неотвратимой судьбы, предопределенной звездами) и выходу за пределы семи онтологических уровней космоса. В этом же заключается глубинный смысл voces magicae, фигурирующих в обряде из PGM: выпевая последовательность из семи нисходящих и семи восходящих гласных — погружаясь в сферу предопределенности, а затем поднимаясь над нею, — маг демонстрирует свою власть над геймармене. Фактически, соискатель добровольно идет на утопление ради обожествления именно потому, что кульминационная и трансцендентная ступень семерицы лежит под нею и, в то же время, над нею. Это ступень восьмерицы, октавы или огдоады — восьми ипостасей Нуна, предвечного океана египетской космогонии, первоисточника, в который бог — и умерший — погружается ради последующего возрождения.

Это противопоставление между астральной предопределенностью семи планет и астральным бессмертием неподвижных звезд символически воспроизводится в мотиве выбора между двумя водами в орфическом посвящении. В надписях на золотых табличках неоднократно упоминается «озеро памяти», отсылающее к топографии греческого загробного мира. Душа, «измученной жаждой и умирающая», приходит в подземный мир, где ей предстоит сделать выбор между двумя реками. По левую руку от нее течет Лета, река забвения, воды которой стирают память и возвращают умершего в цикл перерождений, в новое воплощение, в «скорбный, тягостный круг» (κύκλῳ βαρυπενθέος ἀργαλέοιο). По правую руку — другая река, река памяти, воды которой даруют «анамнезис» (ἀνάμνησις), то есть «воспоминание». Под этим подразумевается не обычная человеческая память, а память души, знание о собственной истинной, вечной и божественной природе — природе не земной, но звездой.

На нескольких золотых табличках орфического посвященного призывают «испить из реки, текущей по правую руку»76«Правую» сторону здесь следует понимать в контексте пифагорейских соответствий монады (в противовес диаде). — Примеч. автора., — и вполне очевидно, что это «воспоминание», это познание-гнозис собственных божественных истоков, эквивалентно апофеозу77Термин γνῶσις здесь совершенно уместен, поскольку аналогичная сотериологическая парадигма обнаруживается в «гностических» текстах, найденных в Наг-Хаммади в 1945 году. В текстах из Наг-Хаммади гнозис прямо приравнивается к освобождающему знанию души о своем божественном истоке, который локализуется в плероме («полноте»), предшествующей всему творению. — Примеч. автора.. Иными словами, гнозис тождествен победе над силами забвения, обретающими власть над душой в процессе инкарнации. Воплощение, нисхождение в материю, равнозначно утрате памяти («амнезию», ἄμνησις) о собственной божественной природе, — точно так же, как воспоминание о последней равнозначно восхождению за пределы материи. Платон, писавший позже орфиков, но раньше гностиков, возводит тот же мотив в философскую доктрину, приравнивающую знание к памяти. Более того, у Платона мы находим буквальное толкование греческого слова «истина» (ἀλήθεια) как «свобода от забвения»: alpha privativum78«Лишенная альфа» (лат.), греческий префикс ἀ-, выражающий отрицание. здесь означает «отсутствие» или «свободу от» того состояния, которое описывается словом λήθεια и порождается водами Леты (Λήθη), реки забвения79Стоит добавить, что с лексемой ληθ- этимологически связано слово «летаргия». Следовательно, слово ἀλήθεια несет в себе дополнительные коннотации бодрствования и бодрости (в противовес летаргии и апатии). Если сон и забвение — спутники смерти, то бодрствование и память — спутники вечной жизни. — Примеч. автора..

Астральная, или звездная, тема занимает важное место в орфических представлениях о переходе в загробную жизнь: отождествление со своей звездной родословной — ключ к обретению бессмертия. В орфических текстах то и дело повторяется призыв к соискателю посвящения: заяви права на свое астральное наследие, чтобы испить от вод бессмертия, из источника Мнемозины-Памяти. Стражам, охраняющим этот источник, соискатель должен сказать:

Я — ребенок Земли и звездного Неба80Γῆς παῖς εἰμι καὶ Οὐρανοῦ ἀστερόεντος., но все же род мой — небесный81αὐτὰρ ἐμοὶ γένος οὐράνιον.. И это вы знаете сами82τόδε δ’ ἴστε καὶ αὐτοί.. Жаждою я иссушен и умираю83δίψαι δ’ εἰμι αὔη καὶ ἀπολλυμαι.; дайте же мне скорее испить прохладной воды84ἀλλὰ δότ’ αἶψα ψυχρὸν ὕδωρ., текущей из озера Памяти!85προρέον τῆς Μνημοσύνης ἀπὸ λίμνης.,86Graf and Johnston (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets, pp. 6—7; Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977, pp. 6—7. — Примеч. автора.

В другой, более длинной табличке говорится:

Это труд Памяти87Μναμοσύνας τόδε ἔργον., [который тебе надлежит совершить], когда соберешься умереть88ἐπεὶ ἂν μέλληισι θανεῖσθαι. [и сойти] в крепкостенную (?) обитель Аида89Или: «искусно сработанную»; εἰς Αΐδαο δόμους εὐήρεας.. Там, по правую руку, есть источник90ἔστ’ ἐπὶ δ<e>ξιὰ κρήνα. и стоящий подле него белый кипарис91πὰρ’ δ’αὐτὰν ἐστακῦα λευκὰ κυπάρισ<σ>ος.. Спускаясь туда, отдыхают под сенью его души мертвых92ἔνθα κατερχόμεναι ψυχαὶ νεκύων ψύχονται.. Даже не приближайся к этому источнику!93ταύτας τᾶς κράνας μηδὲ σχεδὸν ἐγγύθεν ἔλθηις. Впереди ты увидишь озеро Памяти94πρόσθεν δὲ εὑρήσεις τᾶς Μναμοσύνας ἀπὸ λίμνας., источающее прохладную воду95ψυχρὸν ὕδωρ προρέον.; перед ним [стоят] стражи96φύλακες δὲ ἐπύπερθεν ἔασι.. Они тебя спросят в разумных словах97οἳ δὲ εἰρήσονται ἐν<ὶ> φρασὶ πευκαλίμαισι., чего ты ищешь во тьме мрачного Аида98ὅτ<τ>ι δὴ ἐξερέεις Ἄϊδος σκότος ὀρφ<ν>ήεντος.. Скажи99εἶπον.: «Я — сын Земли и звездного Неба100Γῆς παῖ<ς> εἰμι καὶ Οὐρανοῦ ἀστερόεντος.. Жаждою я иссушен и умираю101δίψαι δ’ εἰμι αὔος καὶ ἀπολλυμαι.; дайте же мне скорее испить прохладной воды102ἀλ<λ>ὰ δότ’ ὦκα ψυχρὸν ὕδωρ πιέναι. из озера Памяти103τῆς Μνημοσύνης ἀπὸ λίμ<ν>ης.!» И они провозгласят тебя подземным царем104καὶ δὴ τοι ἐρέουσιν ὑποχθονίωι βασιλεί<αι>. и дадут тебе испить из озера Памяти105καὶ {δὴ τοι} δώσουσι πιεῖν τᾶς Μναμοσύνας ἀπ[ὸ] λίμνας.. Ты же, испив, пойдешь по священной дороге, которой ходят прочие славные мисты и вакханты106καὶ δὴ καὶ σὺ πιὼν ὁδὸν ἔρχεα<ι> ἅν τε καὶ ἄλλοι μύσται καὶ βάκχοι ἱερὰν στείχουσι κλε<ε>νοὶ , 107Graf and Johnston (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets, pp. 4—5; Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977, p. 5 — Примеч. автора..

В репликах, которые предписываются соискателю, отражена двойственность человеческой природы, отчасти смертной (Γῆς παῖς εἰμι, «я — сын Земли»), а отчасти божественной (καὶ Οὐρανοῦ ἀστερόεντος, «и звездного Неба»). Очевидно, что обрести гнозис о своем истинном происхождении «только от неба» — значит переориентироваться со своей человеческой и земной родословной на звездную и небесную. Таким образом выражение «упасть в молоко» связано с концепцией небесного бессмертия не только лингвистически, но и символически.

Чтобы завершить наш анализ образа богини как галактического лона, в котором перерождается соискатель, и связать этот мотив с символикой путешествия Солнца через подземный мир, следует отметить, что сущностное тождество пифагорейских, орфических и вакхических представлений о переходе в загробную жизнь, с одной стороны, и египетского странствия через Дуат — с другой становится еще более наглядным, если мы вспомним, что солнце в египетской традиции проходит через тело звездной богини Нут. Путь солнца, будь то в небесном мире или в подземном, пролегает по водам, а его божественная свита пересекает и глубины, и высоты космоса в ладьях.

III. Выводы

В ритуале из греческих магических папирусов, с которого мы начали, маг призывает галактическую реку Млечного пути — небесное зеркало Нила — не напрямую, но обращаясь к силам Ориона: «…ты, понуждающий воды Нила катиться вниз и смешиваться с морем». Как Нил служил источником плодородия на земле, так и млечная река звезд представлялась космическим отражением той же самой животворной силы. В этом отношении египтяне, как и орфики, признавали основополагающую взаимосвязь между небом, землей и подземным миром. Плодородный характер Нила, равно как и бессмертный характер небес мыслились как прямое следствие связи того и другого с предвечным и живительным источником всего сущего — космогоническими водами Нуна. Учитывая все вышесказанное, не исключено, что в центре обряда из PGM стоит именно концепция божественного женского начала как лона, в котором соискатель претерпевает апофеоз. Как отмечает Эвола, «широко распространенный символизм делает “женщину” образом животворящей и преображающей силы, благодаря которой может осуществиться преодоление сугубо человеческого состояния»108Evola, Stucco (trans.), The Mystery of the Grail: Initiation and Magic in the Quest for the Spirit, p. 21. — Примеч. автора.. Более того, божественный Млечный путь, via lactea, река неподвижных звезд, символизирует белизну, рождающуюся из средоточия совершенной черноты. Как первозданная тьма, океан Нуна, порождает реку вечных звезд, так и воды окончательного растворения оказываются одновременно и водами предвечного обожествления. Initium и τέλος109«Начало и конец» (лат.-гр.). — одно. Как Данте должен сойти в преисподнюю, чтобы, в конечном счете, подняться в райские сферы, и может устремиться вверх лишь после того, как достигнет космического надира, центра земли, средоточия ада, так и в основе орфической, египетской и алхимической космологии лежит представление о том, что врата к путешествию в небо открываются под землей110Данте, «Ад», XXXIV.. И в том, и в другом случае погружение в живительную млечную реку возможно лишь через нисхождение во тьму подземного мира, тьму небытия. И все же очевидно, что подземный мир остается царством смерти лишь смертных; для тех же, кто родом от неба, это путь домой и врата в вечность111Стоит отметить, что древняя образность звездного странствия сохраняется в Европе и по сей день. Несколько лет назад в Фюссене (Бавария) мне случайно попалась на глаза придорожная могила с эпитафией, которая не только выражала самую суть орфических представлений о загробном мире, но и намекала на символику закатного солнца: «Es kam der Abend und ich tauchte in die Sterne» — «Пришел вечер, и я погружаюсь в звезды». — Примеч. автора..


Литература

Badian, E., “The Deification of Alexander the Great”. //Ancient Macedonian Studies in Honor of Charles F. Edson, edited by Harry J. Dell. Thessaloniki : Institute for Balkan Studies, 1981.

Betz, Hans Dieter (ed.), The Greek Magical Papyri in Translation, Including the Demotic Spells. 2nd ed. Chicago: University of Chicago Press, 1992.

Bosworth, A.B ., “Alexander and Ammon”. // Greece and the Mediterranean in Ancient History and Prehistory, edited by K. H . Kinzl . Berlin: Walter de Gruyter, 1977.

Bosworth, A.B., “Alexander, Euripides and Dionysus: The Motivation for Apotheosis”. //  Transitions to Empire: Essays in Greco-Roman History 360-146 B.C., in Honor of E. Badian, edited by R. W Wallace and E. M . Harris. Oklahoma: Norman, 1996.

Brashear, William M., “The Greek Magical Papyri: An Introduction and Survey; Annotated Bibliography (1928—1994)”. // ANRW, vol. 2, 18.5, pp. 3380—3684 . Berlin: Walter de Gruyter, 1995 .

Burkert, Walter, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977. Berkeley: The Centre for Hermeneutical Studies in Hellenistic and Modern Culture, 1977.

Cassius Dio, Roman History, Vol. VIII: Books 61—70. Translated by Earnest Cary and Herbert B. Foster. Loeb Classical Library 176. Cambridge: Harvard University Press, 1925.

Cheak, Aaron, Light Broken through the Prism of Life: Rene Schwaller de Lubicz and the Hermetic Problem of Salt. PhD diss., University of Queensland, 2011.

Cheak, Aaron, “The Perfect Black: Egypt and Alchemy”. // Alchemical Traditions, edited by Aaron Cheak, forrhcoming. Melbourne: Numen Books, 2012 .

Darby, William, Ghalioungui, Paul, and Grivetti, Louis, Food: The Gift of Osiris. London: Academic Press, 1977.

Derchain, Philippe, “Kosmogonie”. // Lexikon der Ägyptologie, III , cols. 747—756. Wiesbaden : O. Harrassowitz, 1972.

Diels, Hermann, and Kranz, Walther, Fragmente der Vorsokratiker: Griechisch und Deutsch. Translated by Walther Kranz. 6. verb. Aufl. Berlin: Weidmannsche Verlagsbuchhandlung, 1951.

Diodorus Siculus, Library of History. 12 vols. Translated by C. H . Oldfather. Loeb Classical Library. Cambridge: Harvard University Press, 1933—1967.

Edmunds, Lowell, “The Religiosity of Alexander the Great”. // Greek, Roman and Byzantine Studies 12, no. 3, 1971, pp. 363—391 .

Erman, Adolf and Grapow, Hermann (eds.), Wörterbuch der ägyptischer Sprache. Berlin: Akademie Verlag, 197I .

Evola, Julius, Il mistero del graal e la idea imperiale ghibellina. 2. ed. Milano: Ceschina, 1962.

Evola, Julius, The Mystery of the Grail: Initiation and Magic in the Quest for the Spirit. Translated by Guido Stucco. Rochester: Inner Traditions, 1994.

Fowden, Garth, The Egyptian Hermes: A Historical Approach to the Late Pagan Mind. Princeton: Princeton University Press, 1993.

Frankfurter, David, “Ritual Expertise in Roman Egypt and the Problem of the Category ‘Magician”. // Envisioning Magic: A Princeton Seminar and Symposium, edited by Peter Schäfer and Hans G. Kippenberg. Leiden: Brill, 1997.

Faulkner, Raymond Oliver (trans.), The Ancient Egyptian Pyramid Texts. Oxford: Clarendon Press, 1 969.

Fredricksmeyer, E. A., “On the Background of the Ruler Cult”. // Ancient Macedonian Studies in Honor of Charles F. Edson, edited by Harry J . Dell. Thessaloniki: Institute for Balkan Studies, 1981.

Fulcanelli, Le Mystere des Cathedrales. Paris: Societe Nouvelle des Editions Pauvert, 1964 .

Gaertringen, Hiller von, “Apotheosis”. // Paulys Realencyclopadie der classischen Altertumswissenschaft (Second Series), edited by August Friedrich Von Pauly and Georg Wissowa, vol. 1 , cols. 184—188. Stuttgart: Druckenmuller, 1914 .

Godwin, Joscelyn, The Mystery of the Seven Vowels in Theory and Practice. Michigan: Phanes, 1991.

Goyon, Jean-Claude, Rituels funeraires de l’ancienne Egypte. Paris: Editions du CERF, 1972.

Graf, Fritz and Johnston, Sarah Iles (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets. New York: Routledge, 2007.

Griffith, F.L.,  “Herodotus II.90: Apotheosis by Drowning”. // ZAS 46 1909, pp. 132—134.

Guthrie, W.K.C., A History of Greek Philosophy. Vol. I: The Earlier Presocratics and the Pythagoreans. Cambridge: Cambridge University Press, 1962.

Hart, George, The Routlege Dictionary of Egyptian Gods and Goddesses. London: Routledge, 2005.

Heick, Wolfgang and Otto, Eberhard , (eds.), Lexikon der Ägyptologie. Wiesbaden: O . Harrassowitz, 1972.

Herodotus. The Persian Wars I: Books 1—2. Translated by A. D. Godley. Loeb Classical Library Volume 117. Cambridge: Harvard University Press, 1920.

Hopfner, Theodor, Griechisch-Ägyptischer Offenbarungszauber: Mit einer eingehenden Darstellung des griechisch-synkretistischen Daemonenglaubens und der Voraussetzungen und Mittel des Zaubers uberhaupt und der magischen Divination im besonderen. Amsterdam: Adolf M . Hakkert, 1974 .

Hopkins, Arthur John, “A Study of the Kerotakis Process as Given by Zosimos and Later Alchemical Writers”. // Isis 29, 1938, pp. 326—354 .

Hornung, Erik, Altägyptische Jenseitsbücher. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1977.

Hornung, Erik, Conceptions of God in Ancient Egypt: The One and the Many. Ithaca: Cornell University Press, 1982.

Hornung, Erik, Texte zum Amduat. Geneve: Editions de belles-lettres, 1987—1994.

Hornung, Erik, Geist der Pharaonenzeit. Zurich: Artemis, 1990.

Hornung, Erik, Idea into Image: Essays on Ancient Egyptian Thought. New York: Timken, 1992.

Hornung, Erik, The Ancient Egyptian Books of the Afterlife. Translated by David Lorton. Ithaca: Cornell University Press, 1999.

Horrack, P. J., Le Livre des Respirations d’apres les manuscrits du Musee du Louvre. Paris: C. Klincksieck, 1877.

Kern, O., Orphicorum Fragmenta. Berlin: Weidmann, 1922.

Kingsley, Peter, Ancient Philosophy, Mystery, and Magic: Empedocles and Pythagorean

Tradition. Oxford: Clarendon Press, 1995 .

Kingsley, Peter, In the Dark Places of Wisdom. Inverness: Golden Sufi Centre, 1999.

Kirk, G. S., Raven, John Earle, and Schofield, Malcolm, The Presocratic Philosophers: A Critical History with a Selection of Texts. 2nd ed. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.

Langer, Patricia, “Alexander the Great at Siwah”. // Ancient World 4, 1981, pp. 109—127.

Leahy, Anthony, “Death by Fire in Ancient Egypt”. // Journal of the Economic and Social History of the Orient 27.2, 1984, pp, 199—206.

Lehmann-Haupt, C. F., “Alexanders Zug in die Oase Siwah”. // Klio 24, 1931, pp. 169—190.

Liddell, Henry George, Scott, Roberts, Jones, Henry Stuart, McKenzie, Roderick, and Barber, Eric Arthur, A Greek-English Lexicon. Rev. and augm. ed. Oxford: Clarendon Press, 1968.

Manilius, Astronomica. Translated by G. P. Goold. Loeb Classical Library. Cambridge:

Harvard University Press, 1977.

Mann, Stuart E., An Indo-European Comparative Dictionary. Hamburg: H. Buske, 1984.

Mathieu, B., “Les couleurs dans les Textes des Pyramides: approche des systemes Chromatiques”. // ENIM 2, 2009, pp. 25—52.

Nock, Arthur Darby, “Notes on Ruler-Cult, I—IV”. // Journal of Hellenic Studies 48.1, 1928, pp. 2 1—43.

Nock, Arthur Darby, and A. J . Festugiere (eds.), Corpus Hermeticum. Paris: Soden: d’edition “Les Belles lettres”, 1945.

Orro, Eberhard, Das ägyptische Mundöffnungsritual. 2 vols. Ägyptologische Abhandlungen, Bd. 3. Wiesbaden: Harrassowitz, 1960.

Owen, Thomas (trans .), Geoponica: Agricultural Pursuits. London: J . White, 1805—1806.

Pausanias, Description of Greece, Volume IV Books 8.22 — 10 (Arcadia, Boeotia, Phocis and Ozolian Locri). Translated by W.H.S. Jones. Loeb Classical Library 297. Cambridge: Harvard University Press, 1935.

Preisendanz, Karl Lebrecht and Henrichs, Albert, Papyri Graecae Magicae: Die griechischen Zauberpapyri. 2., verb. Aufl. 2 Bander. Sammlung wissenschaftlicher Commentare. Stuttgart: Teubner, 1973.

Renggli, Franz, “Der Sonnenaufgang als Geburt eines Babys: Der pränatale Schlüssel zur ägyptischen Mythologie. Eine Hommage an den holländischen Religionshistoriker Bruno Hugo Stricker”. // International Journal of Prenatal and Perinatal Psychology and Medicine 12.2, 2000, pp. 365—382.

Rilke, Rainer Maria, Briefe aus Muzot. Leipzig: Insel, 1935 .

Ritner, Robert Kriech, The Mechanics of Ancient Egyptian Magical Practice. Studies in Ancient Oriental Civilization no. 54. Chicago: Oriental Institute of University of Chicago, 1993.

Roth, Ann Macy, “Pss-Kf and the ‘Opening of the Mouth’ Ceremony: A Ritual of Birth and Rebirth”. // JEA 78, pp. 113—147.

Roth, Ann Macy,  “Fingers, Stars and the ‘Opening of the Mouth’: The Nature and Function of the Ntrwj-Blades”. / JEA 79, pp. 57—79.

Russell, Norman, The Doctrine of Deification in the Greek Patristic Tradition. Oxford: Oxford University Press, 2005.

Schäfer, Peter and Kippenberg, Hans G. (eds.), Envisioning Magic: A Princeton Seminar and Symposium. Leiden: Brill, 1997.

Schwaller de Lubicz, R.A., Le Temple de l’homme: Apet du sud a Louqsor. Paris: Dervy, 1993.

Scott, Walter, and Ferguson, Alexander Stewart (trans.), Hermetica: The Ancient Greek and Latin Writings Which Contain Religious or Philosophic Teachings Ascribed to Hermes Trismegistus. Oxford: Clarendon Press, 1924.

Spiegelberg, W., “Zu dem Ausdruck hsj Hesies für die durch Eminken im Nil bewirkte Apotheose”. // ZÄS 53, 1917, pp. 124—125 .

Strauss, Christine, “Ertrinken/Ertränken”. // Lexikon der Ägyptologie, edited by Wolfgang Heick and Otto Eberhard, cols. 17—19. Wiesbaden: O. Harrassowitz, 1972.

Stricker, B. H., “Varegna the Falcon”. // Indo-lranian Journal 7.4, 1964, pp. 310—317.

Svoboda, Robert E., Aghora: At the Left Hand of God. Brotherhood of Life, 1986; New Delhi: Rupa, 1994.

Velde, Herman te, Seth, God of Confusion: A Study of His Role in Egyptian Mythology and Religion. Leiden: Brill, 1967.

Wraight, A.D., and Stern ,Virginia F., In Search of Christopher Marlowe: A Pictorial Biography. London: MacDonald, 1965.


Автор: Aaron Chick (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.

  • 1
    Аарон Чик — современный австралийский историк, философ и религиовед, исследователь истории магии и функций воображения как магического инструмента, автор докторской диссертации на тему трудов французского герметического философа Рене Шваллера де Любича. Практикующий алхимик в традиции Колледжа Парацельса и последователь буддизма ваджраяны (линии Ньингма и Кагью). Основатель издательства «Рубедо Пресс», автор исследования «Алхимические традиции: от античности до авангарда» (2012). Статья А. Чика «Мотив апофеоза в греческих магических папирусах: обожествление через утопление» была опубликована в сборнике: Damon Zacharias Lycourinos (ed.), Occult Traditions. Colac: Numen Books, 2012. — Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.
  • 2
    Brashear, “The Greek Magical Papyri: An Introduction and Survey; Annotated Bibliography (1928—1994)”. // Aufstieg und Niedergang der römischen Welt, vol. 2. Berlin: Walter de Gruyter, 1995, 18.5, pp. 3380—3684; Garth Fowden, The Egyptian Hermes: A Historical Approach to the Late Pagan Mind. Princeton: Princeton University Press, 1993, pp. 168—176; Frankfurter, “Ritual Expertise in Roman Egypt and the Problem of the Category ‘Magician’”. // Envisioning Magic: A Princeton Seminar and Symposium, Peter Schäfer and Hans G. Kippenberg (eds.). Leiden, Brill, 1997, p. 116. — Примеч. автора.
  • 3
    Запад, закат и смерть. — Примеч. автора.
  • 4
    Восток, рассвет и жизнь. — Примеч. автора.
  • 5
    Непременное условие (лат.).
  • 6
    «Магические материалы» (лат.), т.е. вещества или ингредиенты, наделяемые магическими свойствами.
  • 7
    Текст PGM I.1—42 приводится в переводе с древнегреческого по изданию: Papyri Graecae Magicae. Die Griechischen Zauberpapyri. Herausgegeben und überzetz von Karl Preisendanz. Leipzig, Berlin: B.G. Teubner, 1928, Bd. I, S. 2—5. Для сверки использовались немецкий перевод К. Прайзенданца (ibid.) и английский перевод Э. О’Нила под ред. Г.Д. Беца (The Greek Magical Papyri in Translation. Ed. by Hans Dieter Betz. Chicago & London: The University of Chicago Press, 1986, vol. I, p. 3—4), а также исправленная А. Чиком версия перевода О’Нила.
  • 8
    Термином «паредр» (πάρεδρος — «советник», «помощник», «спутник», «сотоварищ», букв.  «сидящий рядом») в эллинистической магии обозначается сверхъестественное существо — демон (δαίμων) или божество, — помогающее в магической практике, прежде всего в прорицании и толковании сновидений, но также и во многих обрядах, направленных на самые разные практические цели.
  • 9
    О совместных трапезах с богами см. PGM II.23—24, 85—89; III.424—430; IV. 750—775; VII.644—651.
  • 10
    Прилагательное κιρκαῖος в других источниках не встречается. Ср. в древнегреческо-английском словаре Лиддела-Скотта-Джонса: κίρκος: I. Разновидность ястреба или сокола.
  • 11
    Подразумевается магический ритуал обожествления посредством утопления, который, вероятно, связан с египетским обычаем, упомянутым у Геродота: «Если какого-нибудь египтянина или (что все равно) чужеземца утащит крокодил или он утонет в реке, то жители того города, где труп прибило к берегу, непременно обязаны набальзамировать его, обрядить как можно богаче и предать погребению в священной гробнице. Тела его не дозволено касаться ни родным, ни друзьям. Жрецы бога [реки] Нила сами своими руками погребают покойника как некое высшее, чем человек, существо» («История», II.90).
  • 12
    Ритуал предполагает мумификацию сокола.
  • 13
    Семь гласных древнегреческого алфавита, расположенных в алфавитном порядке. Первая гласная (Альфа) используется один раз, вторая (Эпсилон) повторяется два раза, третья (Эта) — три раза и так далее, вплоть до последней (Омега), которая повторяется семь раз.
  • 14
    Приведенные далее треугольные фигуры, которые встречаются и в других местах PGM и описываются как «подобные гроздьям винограда», «сердцевидные» или «крыловидные», могут представлять собой примеры технопегниона (τεχνοπάιγνιον) — приема графического изображения слов при помощи букв, расположенных в форме тех или иных предметов.
  • 15
    Ср. эпитет Анубиса «добрый пастырь», встречающийся в демотических магических папирусах (XIV.7; XIV.35, 400).
  • 16
    В статье А. Чика «Мотив апофеоза в греческих магических папирусах» (указ. соч.) отмечается: «В точности такие же имена фигурируют в древнеегипетских гимнах солнцу, сохранившихся в составе этого магического корпуса. Самый узнаваемый из элементов этого заклинания, «гар пон кну фи», основан на египетской фонеме hr = Хор. Можно отметить и другие мотивы, связанные с Хором: в ритуале используется сокол — священная птица этого бога, а указания на его культ в неявном виде присутствуют в некоторых божественных именах. Выражение “месен/бамесен крифи” отсылает к одному из главных культовых центров Хора — городу Месен (совр. Эдфу), где по сей день сохранились развалины его древнего храма с колоссальной статуей Хора Бехдетского в образе сокола». 
  • 17
    Подразумевается путешествие солнечного бога, молодеющего за ночь, стареющего в течение дня и проходящего ночью под землей.
  • 18
    Отсылка к мифу о Ра-Атуме, вышедшем из моря хаоса в первый месяц творения и сотворивший остальных богов посредством мастурбации. С точки зрения древнеегипетских представлений о времени, это космическое событие не осталось в прошлом, а по-прежнему продолжается непрерывно (διηνεκέως).
  • 19
    вижение спиной вперед — особый магический прием.
  • 20
    В одном знаменитом ритуале из греческих магических папирусов (PGM IV. 296—466) предписывается изготовить две фигурки из воска или глины: одну — в виде Ареса с поднятым мечом, другую — в виде женщины, связанной и стоящей на коленях. «Магические материалы» — например, волосы или ногти возлюбленной — прикрепляются к женской фигурке, которая олицетворяет объект желания, подчиненный власти мага (богов). Подробнее см.: Robert K. Ritner, The Mechanics of Ancient Egyptian Magical Practice. Studies in Ancient Oriental Civilization, no. 54. Chicago: Oriental Institute, 1993. — Примеч. автора.
  • 21
    Букв. «магические слова», непереводимые слова и последовательности звуков в составе магических заклинаний.
  • 22
    См.: Joscelyn Godwin, The Mystery of the Seven Vowels in Theory and Practice. Michigan: Phanes, 1991, p. 27. — Примеч. автора.
  • 23
    Фр. 33 (60 DK)
  • 24
    Слово ἀποθέωσις происходит от греческого глагола ἀποθεόω или ἀποθειόω, возникшего во II веке до н.э. в литературе, связанной с Александром Македонским. В словаре Лиддела-Скотта-Джонса это слово переводится как «обожествление» по аналогии с латинским deificatio (deus + ficare, «созидать бога» = consecratio, «освящать, делать священным»). Греческий предлог ἀπὸ обычно указывает на удаление, отделение, прекращение, движение прочь от чего-либо. Однако в конструкциях, морфологических схожих со словом ἀποθέωσις (словах, образованных от глагольного или именного корня с помощью префикса ἀπο- и суффикса –ις или –ωσις), префикс ἀπο- иногда употребляется в том же значении, что и предлог, а иногда выполняет усилительную функцию. Приведем несколько примеров.(1) ἀποκάλυψις, «откровение» = ἀπὸ- (предлог: «от») + -καλυψ- (отглагольный корень: καλύψειν, «скрывать, прятать») + -ις (женский род, третье склонение, суффикс со значением действия) = ἀπο-καλυψ-ις, «удаление от скрытого состояния», т.е. откровение. Здесь απο- сохраняет свое основное значение, но в данной конкретной конструкции служит для обозначения действия, противоположного тому процессу, который обозначен корнем слова. Схожие трансформации наблюдаются в словах наподобие ἀπόστασις («отдаление, расстояние»).(2) ἀπόλυσις, «освобождение» = ἀπο- (усилительное значение: «совершенный, полный, крайний») + -λυσ- (отглагольный корень: λύσειν, «освобождать») + -ις (женский род, третье склонение, суффикс со значением действия) = ἀπο-λυσ-ις, «полное освобождение». Здесь ἀπο- приобретает усилительную функцию. Вместо того чтобы превратить существительное λύσις в его смысловую противоположность, как в предыдущем примере, ἀπο-, наоборот, возводит его значение в наивысшую, крайнюю степень — «полное освобождение, совершенное освобождение».Очевидно, что ἀποθέωσις принадлежит ко второй категории. Таким образом, ἀποθέωσις можно определить как полную, совершенную или крайнюю степень θέωσις’а («обожествления»). Однако не следует упускать из виду еще одну дополнительную коннотацию. Образцом здесь служит слово (3) ἀποσιώπησις, «замолкание» = ἀπὸ (предлог: прекращение / усилительное значение) + σιωπάειν (отглагольный корень: σιωπάειν, «замолкать») = ἀποσιώπησις, «замолкание». С одной стороны, это слово означает прекращение речи, с другой — наступление полной тишины. Иначе говоря, префикс ἀπὸ употреблен в усилительном значении, но при этом сохраняет и основную функцию предлога ἀπο-. Разница в том, что в предлог здесь противостоит по смыслу не самому корню слова («молчание»), а его скрытому антониму («речь»). Этот дополнительный, неявный смысл префикса ἀπο- становится еще более очевиден при обращении к его эквивалентам в различных индоевропейских языках (санскр. apa-, лат. ab-, нем. af— и так далее): у всех этих префиксов наблюдается та же динамика, что и у греческого ἀπο-. Если приложить результаты этих наблюдений к слову ἀποθέωσις, мы придем к следующей интерпретации: «прекращение смертного состояния и достижение совершенной божественности». Модель остается той же, что и в слове ἀποσιώπησις, только здесь префикс ἀπο- указывает на прекращение смертности — скрытой противоположности обожествления (θέωσις). Итак, если θέωσις — это процесс обожествления, в контексте неизменно предстающий как приобщение души к божественному, то ἀπο-θέωσις — это, по всей вероятности, полный разрыв со смертным состоянием в результате совершенного и окончательного превращения в божество. В связи с этим сразу же вспоминаются слова Эмпедокла: «Богом бессмертным, отринувшим смертность, иду я пред вами» [фр. 100 (112)]. Таким образом, «апофеоз» в точном или, по крайней мере, буквальном значении — это акт, в результате которого некто прекращает быть смертным или обретает совершенную божественность. — Примеч. автора.
  • 25
    В этом разделе мы опираемся на следующие источники: Badian, “The Deification of Alexander the Great”. // Ancient Macedonian Studies in Honor of Charles F. Edson, Dell (ed.), pp. 27—71 ; Bosworth, “Alexander and Ammon”. // Greece and the Mediterranean in Ancient History and Prehistory, Kinzl (ed.), pp. 51—75; Bosworth, “Alexander, Euripides and Dionysus: The Motivation for Apotheosis”. // Transitions to Empire: Essays in Greco-Roman History 360—146 B.C., in Honor of E Badian, Wallace and Harris (eds.), pp. 140—166; Edmunds, “The Religiosity of Alexander the Great”. // Greek, Roman and Byzantine Studies 12.3, pp. 363—391 ; Fredricksmeyer, “On the Background of the Ruler Cult”. // Ancient Macedonian Studies in Honor of Charles F. Edson, Dell (ed.), pp. 145—156; von Gaertringen, “Apotheosis”. // Paulys Realmcyclopadie der classischen Altertumswissenschaft (Second Series), von Pauly and Wissowa (eds.), vol. I, cols. 184—188; Langer, “Alexander the Great at Siwah”. // Ancient World 4, pp. 109—127; Lehmann-Haupt, “Alexanders Zug in die Oase Siwah”. // Klio 24, pp. 169—190; Nock, “Notes on Ruler-Cult, I-IV”. // Journal of Hellenic Studies, 48.1, pp. 21—43. — Примеч. автора.
  • 26
    Russell, The Doctrine of Deification in the Greek Patristic Tradition, p. 22. — Примеч. автора.
  • 27
    Vae, puto deus fio (Дион Кассий, «Римская история», VIII.66.17). — Примеч. автора.
  • 28
    Фр. 47 (62).
  • 29
    Фр. 100 (112).
  • 30
    См.: Peter Kingsley, In the Dark Places of Wisdom. Inverness: Golden Sufi Centre, 1999. — Примеч. автора.
  • 31
    Геродот, «История», II.90, пер. Г. Стратановского.
  • 32
    Griffith, “Herodotus II.90: Apotheosis by Drowning”. // ZÄS 46, p. 134. — Примеч. автора.
  • 33
    Ранние упоминания об утоплении встречаются в «Текстах пирамид», §692 (изреч. 396) и § 1925 (изреч. 666A); примечательно, что следом за ними упоминаются тесло и бессмертные звезды — символические орудия/силы, фигурирующие в ритуале Отверзания уст. — Примеч. автора.
  • 34
    См., например: Books of Breathing (Book I); Erik Hornung, The Ancient Egyptian Books of the Afterlife. New York: Cornell University Press, 1999 = Altägyptische Jenseitsbücher. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1977; P.J. Horrack, Le Livre des Respirations d’apres les manuscrits du Musee du Louvre. Paris: C. Klincksieck, 1877; Jean-Claude Goyon, Rituels funeraires de l’ancienne Egypte. Paris: Editions du CERF, 1972. — Примеч. автора.
  • 35
    C. Strauss, “Ertrinken/Ertränken”. // Lexikon der Ägyptologie, Heick and Eberhard (eds.), col. 17; Leahy, “Death by Fire in Ancient Egypt”. // Journal of the Economic and Social History of the Orient, 27, p. 2. — Примеч. автора.
  • 36
    Theodor Hopfner, Griechisch-Ägyptischer Offеnbarungszauber: Mit einer eingehnden Darstellung des griechisch-synkretistischm Daemonenglaubens und der Voraussetzungen und Mittel des Zaubers überhaupt und der magischen Divination im besonderen, p. 130. — Примеч. автора.
  • 37
    Velde, Seth, God of Confusion: A Study of His Role in Egyptian Mythology, pp. 84—91. — Примеч. автора.
  • 38
    Roth, “Pss-Kf and the ‘Opening of the Mouth’ Ceremony: A Ritual of Birth and Rebirth”. // JEA 78, pp. 113—147; “Fingers, Stars and the ‘Opening of the Mouth’: The Nature and Function of the Ntrwj-Blades”. / JEA 79, pp. 57—79. — Примеч. автора.
  • 39
    Hornung, Idea into Image, p. 105 = Geist der Pharaonenzeit. Zurich: Artemis, 1990. — Примеч. автора.
  • 40
    Гермопольская теология, в центре которой стоит Нун, описывает первозданные силы, сущие до сотворения мира и заключающие в себе потенциал космоса и всех еще не рожденных богов. Мемфисская теология, в которой верховным божеством считается Птах, повествует о возникновении творящих начал, демиургических или гиперкосмических сил, которые формируют космос «извне», но сами не являются его частью. Гелиопольская теология сосредоточена на фигуре Атума, который доводит творение до совершенства и стоит во главе эннеады — девятерицы энкосмических богов, воплощающих в себе сотворенный космос. — Примеч. автора.
  • 41
    Египетское название самого Гермополя — Хемену (ḫmnu), «восьмеричный город», — было дано ему в честь восьми предвечных божеств. В коптском языке оно приняло форму «Шмун», к которой восходит современное арабское название этого города — Эль-Ашмунейн. — Примеч. автора.
  • 42
    Учение о воде как первородной стихии (ἀρχή) развил Фалес, который обычно считается основоположником древнегреческой философии. Фалес побывал в Египте, а по возвращении в Грецию стал учить, что вода, или, вернее, влага (к которой относятся и кровь, и соки растений, и так далее), представляет собой универсальную живительную субстанцию, первопричину и совокупность всего сущего. — Примеч. автора.
  • 43
    Erik Hornung, Conceptions of God in Ancient Egypt: The One and the Many. New York: Cornell University Press, 1982. — Примеч. автора.
  • 44
    C. Strauss, “Ertrinken/Ertränken”. // Lexikon der Ägyptologie, Heick and Eberhard (eds.), col. 18; Derchain, “Kosmogonie”. // Lexikon der Ägyptologie, Heick and Eberhard (eds.), cols. 749—750. — Примеч. автора.
  • 45
    См.: Erik Hornung, Texte zum Amduat. Geneve: Editions de belles-lettres, 1987—1994. К числу важных текстов того периода, описывающих подземный мир, относятся также «Книга пещер» и «Книга земли», а из текстов периода Амарны следует упомянуть «Книгу Нут» и «Книгу ночи». Обзор этих текстов см. в издании: Erik Hornung, The Ancient Egyptian Books of the Afterlife, pp. 26—135. — Примеч. автора.
  • 46
    Erman and Grapow (eds.), Wörterbuch der äigyptischer Sprache, pp. 410—414. — Примеч. автора.
  • 47
    Как будет показано ниже, скарабей фигурирует и в других ритуалах из PGM, включающих в себя мотив апофеоза через утопление. — Примеч. автора.
  • 48
    Т.е., соединения Ра и Осириса — души и тела. Ср. рассуждение Шваллера де Любича о «ка» и «ба» как летучем и фиксированном: «Всякое тело, будь то растительное или животное, в результате гниения разделяется на две составляющих: летучую часть и фиксированный остаток. В высушенном состоянии этот фиксированный остаток содержит щелочную соль. Схожим, хотя и более быстрым и насильственным путем все растительные и иные органические тела выделяют из себя летучие составляющие при горении, оставляя золу, в которой также содержится фиксированная щелочная соль. “Прах ты, и в прах возвратишься”». Итак, всякая вещь в основе своей состоит из двух частей — летучей и фиксированной, и теология эпохи фараонов обобщает этот принцип в учении о “ба” и “ка”» (Schwaller de Lubicz, Le Temple de l’homme: Apet du sud a Louqsor I). — Примеч. автора.
  • 49
    См.: Franz Renggli, “Der Sonnenaufgang als Geburt eines Babys: Der pränatale Schlüssel zur ägyptischen Mythologie. Eine Hommage an den holländischen Religionshistoriker Bruno Hugo Stricker”. // lnternational Journal of Prenatal and Perinatal Psychology and Medicine 12.2, pp. 365—382. — Примеч. автора.
  • 50
    «Асклепий», 10.
  • 51
    Как продемонстрировал Гриффит, эллинистический эпитет Осириса «Гесий» (Ἡσιῆς) происходит от египетского ḥsy («святой утопленник» или «блаженный умерший»). Это один из множества примеров того, какое важное место занимает египетская теология в корпусе греческих магических текстов: имя «Гесий» встречается во многих обрядах и заклинаниях из PGM, всякий раз обозначая некое священное, блаженное или божественное существо. — Примеч. автора.
  • 52
    Hornung, Idea into Image, pp. 105—106. — Примеч. автора.
  • 53
    Возрожденный, воскрешенный (лат.)
  • 54
    Впрочем, Шпигельберг предполагает, что умершие тоже отождествлялись с солнцем: «…умершие отождествлялись не только с Осирисом, но и с солнечным богом Ра, в ладье которого они совершают дневное странствие по небу» (Spiegelberg, “Zu dem Ausdruck ḥsj Hesies für die durch Ertrinken im Nil bewirkte Apotheose”. // ZÄS 53, p. 124). — Примеч. автора.
  • 55
    Солнце непобедимое (лат., др-.греч.).
  • 56
    Darby, Ghalioungui, and Grivetti, Food: The Gift of Osiris, pp. 430—440; в Древнем Египте мед считался особой пищей — привилегией царей и чрезвычайно дорогостоящим «предметом роскоши». — Примеч. автора.
  • 57
    В обретении паредра, или «помощника», собственно, и заключается весь смысл этого конкретного обряда. Немецкий эквивалент этого термина, Beisitzer [нем. букв. «сидящий рядом»], предложенный Прайзенданцем, формально ближе к греческому оригиналу, чем английский, assistant, и наводит на мысль о сравнении с понятием συστασις [др.-греч. «дружественный союз», букв. «стояние рядом»]. — Примеч. автора.
  • 58
    «Корова — идеальная мать, — пишет Роберт Свобода, рассуждая о функциях священной коровы с точки зрения агхори-тантры. — <…> корова страстно предана своему теленку, как женщина-мать должна быть предана своему ребенку. Иногда стоит корове лишь взглянуть на теленка, как из ее вымени начинает течь молоко — не капать, а именно течь. Когда у меня была молочная ферма, я видел это много раз собственными глазами. Если теленок умирает, корова отказывается давать молоко (не то что наши водяные буйволицы, которых можно легко обмануть, надев голову теленка на палку). <…> И не только буйволы, ваши западные коровы тоже будут давать молоко независимо от того, жив теленок или нет. Когда я говорю, что в этом состоит фундаментальное различие между Востоком и Западом, это не пустые слова. Что особенного в том, чтобы давать молоко? Все животные делают это. Величие наших индийских коров состоит в том, что они дают молоко только из своей огромной любви. Вот в чем ценность коровьего молока. Разве не содержится молоке хотя бы небольшая толика этой любви? В молоке должна быть любовь. Эта эмоция отличает коров от других животных. Как же мы можем быть не правы в своем почитании их? Мы почитаем не кожу, копыта и хвост, — мы почитаем сущность» (Svoboda, Aghora: At the Left Hand of God, pp. 74—75 [рус. пер. Т. Данилевич]). — Примеч. автора.
  • 59
    «Тексты пирамид», §531с. — Примеч. автора.
  • 60
    Mathieu, “Les couleurs dans les Textes des Pyramides: approche des systemes chromatiques”. // ENIM 2, p. 26. — Примеч. автора.
  • 61
    Это отнюдь не натяжка, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, корпус греко-египетских алхимических текстов тесно связан с греческими магическими папирусами: например, «протохимические рецепты» из Лейденского папируса восходят к демотическим магическим папирусам (PDM), составляющим единый корпус с PGM. С другой стороны, сама алхимия уходит корнями в «черную землю» древнеегипетской религии. — Примеч. автора.
  • 62
    См.: Hopkins, “A Study of the Kerotakis Process as Given by Zosimos and Later Alchemical Writers”, p. 328. — Примеч. автора.
  • 63
    Hart, The Routlege Dictionary of Egyptian Gods and Goddesses, pp. 80—81. — Примеч. автора.
  • 64
    Hart, Egyptian Gods and Goddesses, p. 63. — Примеч. автора.
  • 65
    Stricker, ‘Varegna the Falcon’. // Indo-Iranian Journal, 7.4, pp. 310—317. — Примеч. автора.
  • 66
    Таковы традиционные соответствия между планетными божествами и металлами. На теологические основания этих ассоциаций указывает, в частности, тот факт, что английское слово copper («медь») происходит от древнего имени Венеры-Афродиты — «Киприда» (Κύπρις), связанного, в свою очередь, с островом Кипр, где находился культовый центр этой богини и где когда-то добывали медь. — Примеч. автора.
  • 67
    Hart, Egyptian Gods and Goddesses, pp. 80—81. — Примеч. автора.
  • 68
    Эту тему я подробно рассматриваю в своей докторской диссертации «Свет, преломленный в призме жизни: Рене Шваллер де Любич и герметическая проблема соли» (Университет Квинсленда, 2011). Здесь можно провести параллель с изменчивыми отношениями между субстанциями, участвующими в алхимическом процессе: в пределах одного и того же процесса каждая из них выступает и как действующее начало («сера»), и как объект воздействия («ртуть») и как средство воздействия («соль»). В усыпальнице Рамсеса IX фараон как ка-мут-теф изображен в виде гипотенузы прямоугольного треугольника. Как гипотенуза одновременно и разделяет, и соединяет два катета, символизируя парадоксальное единство абстрактного и конкретного, вертикали и горизонтали, так и полюса алхимической диады сера—ртуть примиряются — до начала и по завершении делания — в соли как интегрирующем начале. Понять это явление — значит, понять, что линейные причинно-следственные связи, жестко привязанные к ходу времени и, следовательно, способные описывать реальность лишь в хронологической последовательности, не дадут нам ответа на вопрос о том, каким образом гиперкосмическое творящее начало оказывается одновременно и первоначалом (ἀρχή) материального субстрата, который, в свою очередь, становится материнским чревом, порождающим физическую первосубстанцию — воспроизведение гиперкосмического «отца», который воплощается в «сыне» при помощи материальной «матери». Здесь, как и в христианском учении о Троице, «семенной логос» (σπερματικός λόγος), в сущности, вечен и предвечен; он предшествует процессу проявления и, в то же время, воплощается в материи посредством материальной матери, чтобы незримый отец обрел зримую форму. Итак, он одновременно и семя, и лоно, и плод. Включение образа быка («ка», предстающего как дух и, в то же время, как мужское/оплодотворяющее начало) в этот символический ряд заставляет предположить, что бычья нога в египетском ритуале Отверзания уст обладает более глубокой символикой, чем может показаться на первый взгляд, — равно как и связанная с нею роль Сета-Тифона в драме Осириса. — Примеч. автора.
  • 69
    В греческих магических папирусах встречаются и другие обряды, предписывающие утопление тех или иных животных в различных субстанциях. Например, в PDM XIV.636—669 речь идет об утоплении скарабея (а не сокола) в молоке черной коровы. В PGM III.1—64 предписывается утопить кота в воде, чтобы сделать его Гесием/Осирисом (Ἡσιῆς), а в PDM XIV.743—749 — утопить сокола в вине, чтобы наслать кошмарный сон. Каждое из этих веществ обладает своим особым символическим смыслом, и не все из них встраиваются в тот ряд мифологических ассоциаций, который мы рассматриваем в настоящей статье. — Примеч. автора.
  • 70
    Для Александра, объявившего себя сыном Зевса, героическими и божественными ролевыми моделями служили Геракл и Дионис — мифологические сыновья Зевса от смертных женщин. — Примеч. автора.
  • 71
    [«Геопоники», XI.19.1—2, пер. Е. Липшиц.] См. также: Манилий, «Астрономика», I. Мотив вскармливания Геракла молоком Геры упоминается и в других источниках, но уже вне всякой связи с происхождением лилий и Млечного пути. — Примеч. автора.
  • 72
    Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problem of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighths Colloquy, 13 March 1977, p. 7. — Примеч. автора.
  • 73
    Peter Kingsley, Ancient Philosophy, Mystery, Magic: Empedocles and Pythagorean Tradition, pp. 256—272. — Примеч. автора
  • 74
    Graf and Johnston (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets, pp. 8—9; Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977, p. 44. — Примеч. автора.
  • 75
    Ср. латинский девиз на одном портрете 1585 года, предположительно изображающем Кристофера Марло: «Quod me nutrit, me destruit» — «Что меня питает, то меня и убивает». О параллелях этого мотива в сочинениях Марло и Шекспира см.: A.D. Wraight, Virginia F. Stern, In Search of Christopher Marlowe: A Pictorial Biography. London: MacDonald, 1965. Ср. также мотив пеликана, кормящего своих птенцов собственной кровью, — значимый образ в европейской алхимической традиции. — Примеч. автора.
  • 76
    «Правую» сторону здесь следует понимать в контексте пифагорейских соответствий монады (в противовес диаде). — Примеч. автора.
  • 77
    Термин γνῶσις здесь совершенно уместен, поскольку аналогичная сотериологическая парадигма обнаруживается в «гностических» текстах, найденных в Наг-Хаммади в 1945 году. В текстах из Наг-Хаммади гнозис прямо приравнивается к освобождающему знанию души о своем божественном истоке, который локализуется в плероме («полноте»), предшествующей всему творению. — Примеч. автора.
  • 78
    «Лишенная альфа» (лат.), греческий префикс ἀ-, выражающий отрицание.
  • 79
    Стоит добавить, что с лексемой ληθ- этимологически связано слово «летаргия». Следовательно, слово ἀλήθεια несет в себе дополнительные коннотации бодрствования и бодрости (в противовес летаргии и апатии). Если сон и забвение — спутники смерти, то бодрствование и память — спутники вечной жизни. — Примеч. автора.
  • 80
    Γῆς παῖς εἰμι καὶ Οὐρανοῦ ἀστερόεντος.
  • 81
    αὐτὰρ ἐμοὶ γένος οὐράνιον.
  • 82
    τόδε δ’ ἴστε καὶ αὐτοί.
  • 83
    δίψαι δ’ εἰμι αὔη καὶ ἀπολλυμαι.
  • 84
    ἀλλὰ δότ’ αἶψα ψυχρὸν ὕδωρ.
  • 85
    προρέον τῆς Μνημοσύνης ἀπὸ λίμνης.
  • 86
    Graf and Johnston (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets, pp. 6—7; Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977, pp. 6—7. — Примеч. автора.
  • 87
    Μναμοσύνας τόδε ἔργον.
  • 88
    ἐπεὶ ἂν μέλληισι θανεῖσθαι.
  • 89
    Или: «искусно сработанную»; εἰς Αΐδαο δόμους εὐήρεας.
  • 90
    ἔστ’ ἐπὶ δ<e>ξιὰ κρήνα.
  • 91
    πὰρ’ δ’αὐτὰν ἐστακῦα λευκὰ κυπάρισ<σ>ος.
  • 92
    ἔνθα κατερχόμεναι ψυχαὶ νεκύων ψύχονται.
  • 93
    ταύτας τᾶς κράνας μηδὲ σχεδὸν ἐγγύθεν ἔλθηις.
  • 94
    πρόσθεν δὲ εὑρήσεις τᾶς Μναμοσύνας ἀπὸ λίμνας.
  • 95
    ψυχρὸν ὕδωρ προρέον.
  • 96
    φύλακες δὲ ἐπύπερθεν ἔασι.
  • 97
    οἳ δὲ εἰρήσονται ἐν<ὶ> φρασὶ πευκαλίμαισι.
  • 98
    ὅτ<τ>ι δὴ ἐξερέεις Ἄϊδος σκότος ὀρφ<ν>ήεντος.
  • 99
    εἶπον.
  • 100
    Γῆς παῖ<ς> εἰμι καὶ Οὐρανοῦ ἀστερόεντος.
  • 101
    δίψαι δ’ εἰμι αὔος καὶ ἀπολλυμαι.
  • 102
    ἀλ<λ>ὰ δότ’ ὦκα ψυχρὸν ὕδωρ πιέναι.
  • 103
    τῆς Μνημοσύνης ἀπὸ λίμ<ν>ης.
  • 104
    καὶ δὴ τοι ἐρέουσιν ὑποχθονίωι βασιλεί<αι>.
  • 105
    καὶ {δὴ τοι} δώσουσι πιεῖν τᾶς Μναμοσύνας ἀπ[ὸ] λίμνας.
  • 106
    καὶ δὴ καὶ σὺ πιὼν ὁδὸν ἔρχεα<ι> ἅν τε καὶ ἄλλοι μύσται καὶ βάκχοι ἱερὰν στείχουσι κλε<ε>νοὶ
  • 107
    Graf and Johnston (eds.), Ritual Texts for the Afterlife: Orpheus and the Bacchic Gold Tablets, pp. 4—5; Burkert, Orphism and Bacchic Mysteries: New Evidence and Old Problems of Interpretation; Protocol of the Twenty-Eighth Colloquy, 13 March 1977, p. 5 — Примеч. автора.
  • 108
    Evola, Stucco (trans.), The Mystery of the Grail: Initiation and Magic in the Quest for the Spirit, p. 21. — Примеч. автора.
  • 109
    «Начало и конец» (лат.-гр.).
  • 110
    Данте, «Ад», XXXIV.
  • 111
    Стоит отметить, что древняя образность звездного странствия сохраняется в Европе и по сей день. Несколько лет назад в Фюссене (Бавария) мне случайно попалась на глаза придорожная могила с эпитафией, которая не только выражала самую суть орфических представлений о загробном мире, но и намекала на символику закатного солнца: «Es kam der Abend und ich tauchte in die Sterne» — «Пришел вечер, и я погружаюсь в звезды». — Примеч. автора.