Перевод: С. Аверинцев
Артемиду, ту, что забыть песнопевец не смеет,
Мы воспоем, возлюбившую лук, и охоты, и травли,
И хоровод круговой, и пляски на горных высотах;
Петь же начнем от времен, когда еще девочкой малой,
5 Сидя на отчих коленях, она лепетала умильно:
«Батюшка, ты удели мне дар вековечного девства,
Много имен подари, чтобы Феб не спорил со мною!
Дай мне стрелы и лук — или нет, отец, не пекися
Ты о луке и стрелах: скуют мне проворно киклопы
10 Множество стрел и гибкою лук наделят тетивою.
Ты же мне светочи даруй в удел и хитон, до колена
Лишь доходящий, дабы нагнать мне зверя лесного;
Дай шестьдесят дочерей Океановых, резвых плясуний —
Каждой по девять годов, и каждая в детском хитоне;
15 Дай в прислужницы мне два десятка нимф амннсийских —
Пусть пекутся они у меня о сапожках и гончих
Псах, когда мне случится сражать оленей и рысей.
Горы мне все подари, а вот город — какой пожелаешь
Мне уделить; не часто его посетит Артемида.
20 Жить на высях я буду, людей, города навещая
Только по зову рожающих жен, что в пронзительных муках
Станут ко мне вопиять, мне в удел сужденные первый
Мойрою; им я должна помогать и нести избавленье,
Ибо не ведала мук, нося меня и рождая,
25 Мать, но безбольно на свет из родимой явила утробы».
Гак говорила она и силилась тронуть с мольбою
Подбородок отца, но долго ручки тянула
Прежде, чем дотянулась. Отец же кивнул ей приветно
И, улыбаясь, сказал: «Когда бы таких мне рождали
30 Чаще богини детей, о гневе ревнующей Геры
Я бы и думать не стал. Прими же, дитя, в обладанье
Все, что сама пожелала! Но больше отец твой прибавит.
Тридцать дам городов, а к ним — укреплений немало,
Тридцать дам городов, из которых вовек ни единый
35 Бога иного не станет хвалить, по тебе именуясь;
Много притом городов Артемида разделит с другими,
На островах и на суше; и в каждом городе будут
Роща у ней и алтарь. И еще — все дороги отходят.
Гавани все под руку твою». Закончивши слово,
40 Он головою кивнул. И в путь отправилась дева,
Критской взыскуя горы, ища лесокудрого Левка;
После пошла к Океану и нимф получила избранных —
Каждой по девять годов, и каждая в детском хитоне.
Много ликуй, о Кэрата поток, и ты, о Тефиса,
45 Ибо своих дочерей Летоиде вы дали в подруги!
Но оттоль поспешила к киклопам она, обрела же
Их на острове том, что зовется Липарой, — Липарой
Ныне зовем мы его, но тогда он был Мелигунис, —
У наковальни Гефеста, великое дело свершавших:
50 Чашу ковали они, водопой Посейдоновым коням.
Как устрашилися нимфы, ужасных узрев исполинов,
Высям Оссы подобных! У каждого яро глядело
Из-под бровей единое око, огромностью схоже
С четверокожным щитом; к тому же звон наковален
55 В уши нимф ударял, и кузнечных мехов воздыхавших
Свист громогласный, и тяжкие стоны; охала Этна,
Охала с ней Тринакрия, жилище сиканов, а дале
Ахал Италии край, и эхом Кирн ему вторил;
Между тем ковачи, вознося над плечами с размаху
60 Молоты, мощно в расплавленный ком железа иль меди
В лад ударяли и ухали шумно сквозь сжатые зубы.
Вот потому-то без слез не могли Океановы дщери
Ни на вид их глядеть, ни шума кузнечного слышать.
Немудрено: всегда ведь дрожат, киклопов завидев,
65 Дщери блаженных, даже и те, кому лет уж немало.
Ежели матери дочка не хочет слушать, бывает,
Мать в подмогу себе для острастки кличет киклопов —
Арга или Стеропа; тогда из укромного места
Кто выходит? Гермес, обличье вымазав сажей.
70 Живо он страх нагоняет на девочку; та, присмиревши,
Льнет к материнской груди, глаза покрывая руками.
Ты же, о Дева, и прежде, трехлетней еще, не страшилась
Было: Лето на руках принесла тебя в гости к Гефесту,
Что тебя пожелал повидать, одарив для знакомства.
75 Здесь на крепких тебя Бронтей лелеял коленях,
Ты же с пространной груди густые власы ухватила
Крепко и дернула с силой… Досель у него безволоса
Вся середина груди, как бывает, когда заведется
У мужчины в висках, оголяя кожу, лисица.
30 Так и на этот раз ты речь повела без смущенья:
«Эй, киклопы! Живей снарядите мне лук кидонийский,
Стрелы в придачу к нему и для стрел вместительный короб
Ведь не один Аполлон — и я Лето порожденье!
Если же мне придется добыть стрелою иль вепря,
85 Или зверя иного, то будет пир для киклопов».
Молвила: сделано дело — и ты получила доспехи.
После направилась ты за сворой в Аркадию, к Пану
В сельский приют, и его ты нашла; он резал на доли
Меналийскую рысь, плодовитых сук насыщая.
90 Он, брадатый, тебе подарил двух псов черно-белой
Масти, а трех — огневой, одного ж пятнистого; хваткой
Крепкой впившись в загривок, хотя бы и льва они в силах
Довлачить живого на двор; а к ним он добавил
Семь собак киносурских, что вихря быстрее и могут
95 Лучше всех затравить и лань, и бессонного зайца,
Без промедленья сыскать оленя иль дикобраза
Логово и, не сбиваясь, вести по следу косули.
Вспять от Пана пойдя (а псы за тобою спешили!),
Ты повстречала на высях, в предгорьях горы Паррасийской,
100 Скачуших ланей, дивное диво! Паслися на бреге
Чернокремнистоя реки Анавра они неизменно, —
Ростом больше быков, а рога их златом блистали.
Ты изумилась и молвила тотчас милому сердцу:
«Вот пристойная дичь Артемиде для первой охоты!»
105 Было всего их пять; четырех ты настигла немедля,
Псами их не травя, и в свою запрягла колесницу.
Но убежала одна, пересекши поток Келадона,
По замышлению Геры, готовившей подвиг последний
В ней для Геракла; и скрыл беглянку холм Керинейский.
110 О Артемида, о Дева, убийца Тития! Златом
Блещут доспехи твои, колесница твоя золотая,
И золотые уздечки, богиня, вложила ты ланям.
Но куда ты свою погнала впервые упряжку?
К Тему, Фракийской горе, отколе порывы Борея
115 Веют, стужей дыша на тех, кто плащом не укутан.
Где же ты светоч смолистый срубила и где запалила?
На Олимпе мисийском срубила; а неугасимый
Пламень, пылающий в нем, взяла от перунов отцовских.
Сколько раз ты, богиня, серебряный лук испытала?
120 Первый выстрел был в улей, второй в дубовое древо,
Третий зверя лесного добыл; но четвертый не древо —
Град нечестивых мужей поразил, которые много
И над пришельцами зла совершали и над своими.
Горе тем, кого посетишь ты яростным гневом!
125 Сгинет скот их от язвы, и сгинут посевы от града;
Старцы власы остригут, хороня сыновей; роженицы
Будут, стрелой сражены, умирать, а ежели горькой
Смерти избегнут, так явят на свет недостойное жизни.
Но у тех, на кого ты с улыбчивой милостью взглянешь,
130 Нивы злаком обильным кипят, отменно плодится
Стадо, и счастлив их дом; притом и в могилу не сходят
Прежде они, чем успеют сполна вкусить долголетья.
Распри семейной не знают они, той распри, что часто
Даже и сильные домы губила; но ставят согласно
135 Рядом сиденья свои за столом золовки и снохи.
К ним же да сопричтется и друг мой, кто друг мне по правде,
Да сопричтусь я и сам, госпожа! Тебя воспевая,
В песнях славя и брак Лето, и тебя неустанно,
И Аполлона, и все деянья твои, о богиня,
140 Также и псов, и колчан, и ту колесницу, на коей
Ты возносишься быстро в небесные домы Зевеса.
Там встречает тебя у ворот Гермес Акакесий
И принимает доспех; а добычу Феб принимает.
Впрочем, было так прежде — покуда еще не явился
145 Мощный Алкид. Когда ж он пришел, Аполлон распростился
С этой заботой; тиринфянин сам теперь неустанно
Подле ворот сторожит, смотря еще издали, нет ли
Тучной снеди с тобой для него. Несказанный подъемлют
Смех блаженные боги, и теща сама особливо,
150 Видя, как он из твоей колесницы огромного тура
Иль клыкозубого вепря влачит, ухвативши за ногу,
Небескорыстные речи меж тем к тебе обращая.
«Ты поражай вредоносных зверей, дабы человеки
Помощь узрели в тебе, как во мне; а ланям и зайцам
155 Мирно пастись разреши. Ну, что тебе лани и зайцы
Сделали? Нет, кабаны, кабаны — вот пажитей гибель!
Да и в быках для людей — немалое зло. Не жалей их!» —
Молвит, а после спешит разделаться с тушей великой.
Если и богом он стал через дуб фригийский, однако
160 Та же прожорливость в нем, и тот же остался желудок,
С коим он встарь повстречался пахавшему Феодаманту.
Амнисиады меж тем от упряжки твоей отрешают
Ланей усталых, скребницей их чешут и корм задают им,
С луга Геры собрав траву, растущую быстро, —
165 Клевер трилистный, которым и Зевсовы кормятся кони;
Доверху чаны златые спешат они после наполнить
Чистою влагой, дабы водопой был ланям приятен.
Ты же вступаешь в отцовский чертог; там все тебя кличут
Рядом с собою воссесть; но ты к Аполлону садишься.
170 Если же нимфы ведут вокруг тебя хороводы,
Будь то подле истоков египетской влаги Инопа,
Иль у Питаны (затем, что твоя Питана!) и в Лимнах,
Иль когда, о богиня, ты к Алам идешь Арафанским,
Бросив Скифский предел и обычаи тавров отринув, —
175 Пусть в это время мои быки не выходят на ниву
Чуждую труд свой дневной совершать за условную плату!
Верно, в хлев воротятся они, вконец изнемогши,
Крепость мышц потеряв, хотя бы стимфейской породы
Девятилетки то были, что роги влачат, рассекать же
180 Пашню оралом способней других. Ведь бог солнцезарный,
С неба такой хоровод приметив, коней остановит,
Залюбовавшись; а дня между тем теченье продлится.
Меж островами какой тебе мил, и какая вершина,
Град какой, и залив? И кого возлюбила особо
185 Ты среди нимф, и каких героинь принимала в подруги?
Мне открой, о богиня, а я поведаю людям.
Меж островами — Долиха, средь градов мила тебе Перга,
Горы Тайгета милы, заливы же любы Еврипа;
Но среди нимф возлюбила ты дивно гортинскую нимфу,
190 Зоркую Бритомартис-оленеубийцу, за коей
Гнался по критским горам Минос, язвимый желаньем.
То в укромах лесных от него таилася нимфа,
То в болотных лощинах; он девять месяцев кряду
По бездорожью блуждал, не желая погони оставить;
195 Но под конец, настигаема им, она ввергнулась в море,
Прянув с обрыва, а там ее удержали тенета
Спасших ее рыбарей. С тех пор кидонийцы «Диктиной»
Нимфу зовут самое, а утес, с которого нимфа
Прянула, кличут «Диктейским»; алтарь у брега воздвигнув,
200 Жертвы приносят они, венки же плетут из фисташек
Или сосновых ветвей, но мирт рукам их запретен,
Ибо веточка мирта, за пеплоса край зацепившись,
Девы замедлила бег; с той поры eй мирт ненавистен.
Светоченосная Упис, владычица, критяне даже
205 И тебя самое именуют прозванием нимфы.
Ты и Кирену дарила приязнью, ей уступивши
Двух охотничьих псов, из которых один Гипсеиде
После награду стяжал на играх при гробе Иолкском.
И супругу Кефала, Дейонова сына, избрала
210 Встарь белокурую ты, госпожа; а еще, по преданьям,
Больше света очей ты любила красу Антиклею.
Первыми эти двое и лук, и колчан стрелоемный
Стали носить у плеча, оставляя правое рамо
Неприкровенным и правый сосок всегда обнажая.
215 Также лелеяла встарь быстроногую ты Аталанту
Деву, Иасия дщерь аркадского, вепреубийцу,
Псов подстрекать научив и цель стрелою уметить.
Не изрекут на нее хулы зверобои, что были
На Калидонского созваны вепря; добычу победы
220 Край Аркадский приял и досель те клыки сберегает.
О, ни Гилей, полагаю, ни Рэк неразумный не станут,
Сколько ни мучит их злость, хулить облыжно в Аиде
Лучницу; не подтвердят той лжи бока их и чресла,
Те, что кровью своей обагрили утес Меналийский.
Холст, масло, 1632-1633
225 Радуйся много, Хитона, держащая храмы и грады,
Ты что в Милете являешь себя! Ведь тобою ведомый
Некогда прибыл в тот край Нелей из Кекропова царства..
Первопрестольница ты хесийская! Царь Агамемнон
Дар во храме твоем принес тебе, путь умоляя
230 Вновь открыть кораблям (ибо ветры ты оковала),
В оное время, как плыли суда ахейцев на грады
Тевкров, бранью грозя Рамнусийской ради Елены.
Также и Пройт два храма тебе, богиня, воздвигнул:
Первый «Девичьей», когда ему в дом ты дев воротила,
235 Что в Азанийских блуждали горах; второй же, на Лусах, —
«Кроткой», затем, что у чад его отняла ты свирепость.
И амазонок народ, возлюбивший брани, у брега,
Подле Эфеса поставил тебе кумир деревянный
В сень священного дуба, и жертвы Гиппо сотворила.
240 Но остальные плясали вокруг, о владычица Упис,
Бранную пляску сперва, щитами вращая, а после
Хоровод по кругу вели; пронзительный голос
Им подавала свирель, чтоб в лад они били стопами
(Ибо выдалбливать кость оленью тогда не навыкли,
245 Как то Паллада во вред оленям измыслила). Эхо
До Берекинфа неслось и до Сард, как топотом шумным
Землю разили они, и вторили звоном колчаны.
После ж вокруг кумира того воздвигся пространный
Храм; святее его никогда не видело солнце,
250 Как и богатством обильней: легко и Пифо превзойдет он.
Храм сей разрушить грозил Лигдамид, обуянный гордыней:
Дерзкий обидчик; привел он рать кормящихся млеком,
Словно песок, несчислимых с собой киммерийцев, живущих.
Подле пролива того, что зовется по древней телице.
255 Как помрачен был рассудок царя проклятого! Больше
Уж ни ему не пришлось увидеть Скифскую землю,
Ни другим, чьи повозки пестрели на бреге Каистра,
Путь возвратный найти; ибо лук твой — защита Эфесу!
О Мунихия, ты заливами правишь, Ферея!
260 В почести да не откажет никто Артемиде, затем что
Даже Ойнею пришлось не к добру созывать зверобоев;
Пусть не желает никто с Охотницей спорить в искусстве —
За похвальбу и Атрид расплатился пеней немалой;
Девственной да не дерзнет никто домогаться — как Отос,
265 Так Оарион желаньем пылали себе не во благо;
Плясок пусть никто не бежит ежегодных — отвергнув
Танец пред алтарем, и Гиппо вкусила возмездье.
Радуйся много, Царица! И к песне будь благосклонна.
Гимны Каллимаха III, «К Артемиде»
Перевод: С.С. Аверинцев
